Она содрогнулась, почувствовав давление его бедер, твердой груди, всего сильного мощного тела. Нараян Бахадур раздвинул полы халата, и она закрыла глаза. Он коснулся губами обнаженного плеча.
Наверное, он почувствовал, как она вздрогнула, потому что снова поцеловал это чувствительное место, а потом накрыл ладонью одну грудь, провел большим пальцем по соску, и тот сразу отвердел.
Гвендолин едва сдержала стон. Колени ее подкосились, и ей пришлось положить голову ему на плечо. А вокруг звучала музыка, не быстрая, а интимная, обольстительная. Она крепче прижалась к его груди, упиваясь ощущением обнимающих ее крепких рук. Ей нравилось, как он держит ее. Как его ладони скользят вниз, по ребрам, погладив каждое, потом еще ниже, к бедрам. О, Нараян Бахадур знал, как заставить женщину почувствовать себя женщиной. И когда он обхватил руками ее упругие ягодицы, она поняла, что согласна находиться рядом с ним всю жизнь. Вдыхать пряный аромат его кожи, наслаждаться его уверенным спокойствием. Ни отстраненности, ни неловкости. Ни официальности. Ни королевского этикета.
Просто Нараян и Гвендолин.
И снова укус виноватой совести. Не Нараян и Гвендолин, а Нараян и Беа. Но она не желает больше быть Беатрис. Она хочет быть с ним самой собой. Ей надо, чтобы он хотел ее, Гвендолин.
Она провела пальцами по его скуле, по щеке, по подбородку. Какое у него удивительное властное лицо, какие потрясающие загадочные глаза! Но, несмотря на это, Гвендолин знала, что он ответит на любой ее вопрос. Искренне и открыто, что бы ей ни захотелось спросить.
Каково это — любить и быть любимой им? — думала она, опуская руку на плечо.
Как бы ей хотелось проводить с ним целые дни. Говорить обо всем, не торопясь, не спеша, вдумчиво. Просто быть вдвоем.
Она никогда раньше не была бездумным романтиком, не тратила время на пустые мечтания. Если ей чего-то хотелось, то она брала это.
Как же теперь сама поставила себя в такое невыносимое, невозможное положение? Что она вообще здесь делает? Что происходит между нею и этим принцем? Они направляются прямиком к ужасному несчастью. И все из-за ее глупой самоуверенности.
Гвендолин начала задыхаться и отступила на шаг.
— Давай присядем.
— Хорошо. — Нараян Бахадур опустился на ближайший диван.
Гвендолин знала: он ждет, чтобы она присоединилась, но колебалась. Если сейчас сядет рядом в этом полупрозрачном халате, то обязательно уступит. Проиграет битву. Если он снова прикоснется к ней, отодвинет ткань с плеча, поцелует чувствительное место на шее, то она прижмется к нему изо всех сил и будет просить, чтобы он не останавливался…
— Возможно, мне стоит сначала одеться.
— Почему?
— Ты знаешь почему.
Принц наклонил голову, изучая ее.
— Поверить не могу, что ты так боишься заняться со мной любовью.
Гвендолин вспыхнула. Ему нельзя отказать в честности.
— Если бы ты не так хорошо целовался, у нас не было бы этой проблемы.
Он потер бровь.
— Могу попытаться плохо целовать тебя. Если это доставит тебе удовольствие.
Гвендолин раздраженно застонала.
— Не, конечно, не доставит.
— Тебе трудно угодить, миледи.
— Да. Знаю. — Она едва не теряла рассудок. — Даже труднее, чем обычно.
— Что случилось?
Гвендолин прижала пальцы к вискам, пытаясь заглушить голос совести, слабый, но строгий.
— Похоже, у меня начинается раздвоение личности.
Нараяну Бахадуру с огромным трудом удалось удержаться от смеха.
— Правда?
— Угу.
— Расскажи мне об этом.
Гвендолин прошлась взад-вперед.
— Существуют две Беатрис: одна — добродетельная, благоразумная, другая… — она кинула на него быстрый взгляд, — импульсивная, своенравная, та, которой ты действительно нравишься.
— И в чем же проблема?
Она остановилась.
— Если даже я сама не знаю, какая из них настоящая я, то как ты сможешь узнать?
— Иди сюда. — Он поманил ее.
Гвендолин ощутила, как закружилась голова, как пересохло во рту, как забилось сердце. И вопреки голосу разума шагнула вперед.
Нараян Бахадур схватил за руку и притянул Гвендолин к себе на колени. Она задохнулась, почувствовав прикосновение его обнаженной кожи. Оба были в легких шелковых халатах, но тонкая ткань не служила им достаточной помехой. Принц был возбужден, его тело прижималось к ней со всей силой, дразня нежную чувствительную плоть, делая ее еще более чувствительной.
Он обнял Гвендолин за бедра, погладил их пальцами.
— Ты принадлежишь мне, — сказал он, целуя ее. — Жена или нет, королева или подруга, можешь называть себя как угодно, но ты, — он подвинул ее так, чтобы она почувствовала его напряженный член, — создана для меня. А я — для тебя.
Гвендолин позабыла обо всем на свете, из головы исчезли все мысли до единой.
— Ты так делаешь со всеми своими женами? — задыхаясь, спросила она.
— Гаремы, дорогая моя, давно отошли в прошлое, — ответил Нараян Бахадур, обхватив рукой ее левую грудь и поигрывая соском так небрежно, словно у него впереди вечность. Так оно и было. Он намеревался сохранить ее, вступить с ней в законный брак, а разводы в его стране не приняты.
О Боже, если он будет так трогать ее, то она сделает все, что угодно. Вскоре она уже не могла выносить внутреннего напряжения и, едва не теряя сознание от его сексуальной игры, прижалась к нему и прошептала:
— Хочу тебя.
— Знаю, — ответил Нараян Бахадур и продолжал играть с ее телом, с ее нервами, а она трепетала, как листок на ветру.
Гвендолин вся горела, пылала. Он возбуждал ее, как никто другой, превращал страсть в адское пламя.
— Нет, Нараян, не знаешь. Ты даже понятия не имеешь, как я хочу тебя. Только думаешь, что знаешь… — Она прижалась лицом к его шее, вдохнула пряный аромат лосьона и теплый запах кожи. Как чудесно, как восхитительно от него пахло — самой жизнью, самим счастьем!
Сохрани меня, не отпускай, мысленно взмолилась она. Держи крепко и никогда не разжимай рук.
— Мне кажется, я знаю, чего ты хочешь, — прошептал Нараян Бахадур ей в губы, притянув ее так, что их тела почти слились в одно.
Но как бы они ни были близки в это мгновение, этого явно не хватало. Гвендолин жаждала, чтобы он овладел ею, заполнил ее целиком. Годы и любовники прошли после того единственного, кто умел возбудить в ней желание, но никого она не желала так, как этого принца.
— Мы можем… можем сейчас заняться любовью? Это не противоречит законам? До свадьбы, я имею в виду…
