Офицерский клуб находился почти в центе городка, в довольно обветшавшем розовом палаццо, с пальмами перед фасадом. Мы вошли в помещение, похожее на большую пещеру, там стояли столики и легкие раскладные кресла, на потолке жужжал допотопный вентилятор. Дом был реквизирован у какого-то богатого семейства. Буквально накануне вечером два сержанта из инженерных войск установили здесь деревянную барную стойку и полки за ней. С дополнительными поставками случались перебои, но готовили итальянские повара превосходно. Мы купили американских сигарет и заказали вермут.
Посетителей было человек пятьдесят, примерно двадцать из них – британские офицеры. Остальные их знакомые, американцы, канадцы, французы и итальянцы, и весь этот приглашенный контингент стремительно накачивался алкоголем.
Лили Гринслейд говорила с легким акцентом американского юга, и в ее голосе слышались нарочито меланхоличные модуляции. Из открытых на мысках туфелек выглядывали по два красных ноготка.
– У вас в семье есть какие-нибудь связи с Соединенными Штатами? – спросила она.
– У моего отца вроде были, деловые, – сказал Дональд.
– А что за дела?
– Табак.
– Правда? Тогда он, наверное, знаком с Карнфортами.
– Кто это?
– Эдгар и Мэй. Они родом из Виргинии. Дружат с моими родителями.
– С Карнфортами… эээ… очень может быть. Вы впервые в Европе?
– Нет, конечно. Приезжала, когда училась в колледже. Мы все тогда ездили, почти все. Париж и Рим. Флоренция и Пиза.
– А так далеко на юг Италии забирались?
– Все собиралась, но не было времени. И наши итальянские гиды не советовали. Эдгар Карнфорт в прошлую войну был в Капоретто. Служил в полевом госпитале. Об итальянцах отзывался не лучшим образом.
– Но вы с ним не согласны?
– Не согласна. Дивная культура, чудесные люди. Поэтому, когда возникла возможность приехать сюда с Красным Крестом, я сразу за нее ухватилась.
– А как же муж?
– Я не замужем, – Она подняла безымянный палец без кольца, в том смысле, что это собственный выбор, а не проигрыш. – Можно сказать, я замужем за своей работой.
– Это понятно, – сказал Дональд. – Но странно, что такая женщина…
Я подумал, что самое время пресечь его неловкое ухаживание, и вступил в игру.
– А как же вы все познакомились? – спросил я, посмотрев на сестер, но, ожидая ответа, взглядом задержался на Луизе. Она, пересилив смущение, заговорила:
– Мы все работаем в Красном Кресте. Магда санитаркой в госпитале. Я в офисе, вместе с Лили. Там у нас много женщин…
По-английски она говорила с акцентом, но бегло. Сказав последнюю фразу, посмотрела вниз, на свои руки, потом, осмелев, снова подняла глаза и улыбнулась, всем сразу. Было в ее мимике и жестах что-то такое… хотелось снова и снова видеть эту триаду: глаза опущены, потом взмах ресниц и улыбка.
Ведь как мужчины обычно оценивают женщин? И, насколько мне известно, этот процесс неизбежен. В момент самой беспечной беседы со смехом и шутками идут тайные расчеты и прикидки, в ускоренном, так сказать, режиме. Сколько ей лет, сколько у нее было любовников, какие мужчины в ее вкусе, плоский у нее живот или круглый, ляжки крепкие или дряблые, стоит ли вообще игра свеч? А если стоит, сколько времени ты готов потратить на эту игру?
Но когда я разговаривал с Луизой, никаких таких мыслей не возникало. Хотелось лишь видеть ее глаза, слушать ее голос, очень необычный, с огромным диапазоном, то он звенел как колокольчик, то, когда она опускала глаза, переходил в низкое грудное контральто. Как на фразе: «Там у нас много женщин…» Что касается «аудиторской проверки» ощущений, вероятно, я провел ее еще там, на платформе в море, мне хватило одной секунды. Возможно. Возможно, такая проверка была, но сам я этого не осознавал. Зато хорошо осознавал, что не могу наслушаться ее голоса, ну пусть еще что-нибудь скажет…
Вскоре к разговору подключилась Магда, так что к тому моменту, когда официант позвал нас в обеденный зал со старинными люстрами, все формальности были уже соблюдены и мы общались как давние приятели.
Обедающая публика вела себя шумно, даже очень. Все были в форме с соответствующими знаками отличия, но оживленный гомон и смех говорили о том, что здесь про субординацию не вспоминают.
Выпивки всегда бывает мало, хотя тут имелись и вермут, и пиво. И виски для офицеров. Заказали рыбу и прочие дары моря, fritto misto, к этому пара ложек ризотто, еще был салат из цикория и красного латука. В последний раз я ел рыбу дома в Англии, а у этого… гм… ассорти вкус был странноватый. Кто бы мог подумать, что всех этих морских гадов я когда-нибудь стану есть по доброй воле?
Выпив вина, все стали очень разговорчивыми. Лили рассказала еще о своей семье, о хороших друзьях, о том, что с детства мечтала стать актрисой. И даже училась в нью-йоркской театральной школе.
– Труднее всего давались задания по сценическому движению и пластике. Причем самым трудным было как раз не двигаться, а просто стоять. Представляете? Одна наша девочка, Элла Сомерли, оказавшись на сцене, мигом вживалась в образ. И никаких выразительных поз и движений, да она почти и не двигалась по сцене, казалось, что она вовсе и не играет. Но именно она была лучше всех нас. Это как-то даже удручало.
Дональд продолжал отвешивать ей комплименты и в пылу галантного красноречия заявил, что ей еще не поздно начать актерскую карьеру. Его сценические познания, насколько мне было известно, ограничивались постановками Шекспира в пределах школьной программы и одним из фарсов Жоржа Фейдо, на который наших ребят несколько раз возили в Эксетер.
Моего друга спасла Магда, предложив сыграть в некое подобие «фантов». По правилам игры полагается передавать друг другу апельсин, прижав его подбородком к шее, без помощи рук. Кто первым фрукт уронит, тот должен исполнить любое приказание. В разгар вечера подобные дурачества в офицерском клубе были не редки. Мне показалось, что в глазах Луизы промелькнула тревога, но вот она на пару секунд опустила взгляд, потом на лице появилась эта ее улыбка, и все стало хорошо. Начали мы с вермута, продолжили пивом, а десерт сопроводили ликером «Стрега».
На эту хрень с апельсином мы согласились из учтивости, ведь Магда с таким азартом объясняла правила. Дональд начал, передав апельсин влево, Луизе. У него неплохо получилось: отведя в сторону руку с сигаретой, он притиснул апельсин к плечу Луизы, и та, повернув голову, смогла его перехватить. Теперь была моя очередь.
Уткнувшись лицом в шею Луизы, я почувствовал себя неотесанным варваром. Из-за правил смешной детской игры позволить себе учудить такое. И в то же самое время (когда пальцы легонько коснулись ее плеча и я вдохнул запах ее шеи и волос) я понял, что противиться бесполезно: все предрешено. Я судорожно сглотнул, и дернувшийся кадык едва не выбил фрукт из-под моего подбородка. Я все сильнее краснел, неудержимо, уже не из-за стыда перед Луизой, а потому, что боялся: все догадаются о моих желаниях. Несмотря на смятение, апельсин я все-таки удержал и повернулся к готовой принять эстафету Магде. Слава богу, голова у меня была низко опущена, поэтому я ни с кем не сталкивался взглядом.
