– Пока нет, чтобы достичь такого уровня, требуется жить йогой. Я все же больше русская и живу иной жизнью. Но стремиться есть к чему.
Под сильнейшим впечатлением от увиденного и разговора с женой Алексей проходил еще несколько дней, все больше поражаясь тому, что продолжил показывать ему тесть, познакомив с баба, как называли здесь человека, несущего определенное учение и имевшего «внутреннее зрение».
Человек этот также вызвал сильные чувства у Ярого – типичный в нашем представлении индийский отшельник. У него были седые волосы, борода и усы, раскрашенное лицо с красной полосой на лбу, а с губ не сходила улыбка. Он через Виктора Марковича объяснил Алексею суть своего учения, посмотрел его линии жизни, но тесть не стал переводить всего, что сказал баба.
– Никому не следует полностью знать свою судьбу, – объяснил потом он Алексею, – иначе человек не станет ее творить. Кстати, линии на ладонях обеих рук потому и отличаются, что на одной отражается то, что тебе предначертано и с чем ты пришел в мир, а на другой то, как ты меняешь свою судьбу, а вместе с ней и линии на руках.
Через два дня тесть познакомил Алексея с настоящим сикхом, потрясающе колоритным человеком, который объяснил Красноярцеву основную суть их монотеистического верования и основных устоев и заповедей.
Одним словом, информация, что получил за это время Красноярцев, настолько перетряхнула его мировоззрение, что он пребывал в некой форме шоковой прострации, словно попав в великолепную, сверкающую, недосягаемую восточную сказку.
Но! Полного кайфа и уж совершенного расслабления не получилось!
С интимной стороной их жизни продолжались некие трудности. Он уже осознал, что именно случилось с ним и почему так происходит, но вот изменить пока ничего не мог. И доставлял жене удовольствие, как мог, но сам отстранялся и душой и телом.
И когда Алиса, после своего одиночного финала, ничего не говоря, тихо отворачивалась от него на другой бок, сворачиваясь калачиком, это была пытка для него, для них обоих.
Но Алексей ни с кем не мог и не хотел это обсуждать. Даже тестю не удалось «загипнотизировать» Ярого на эти откровения, но перед отлетом семьи Виктор Маркович сказал:
– Не бывает просветления без преодоления в себе и в своем сознании неких ограничивающих установок, без духовного и физического очищения. Так и семейного счастья не бывает без преодоления личных ограничивающих установок, без совместно пройденных житейских трудностей и без совместного развития двух людей в их союзе. Как и без глубокого взаимного доверия. И порой, чтобы обрести такую драгоценность, приходится дорого заплатить и многое пройти. Тебе, Алексей, только предстоит понять и постичь это, – и улыбнулся своей бесконечно непостижимой улыбкой.
Когда они летели назад, Красноярцеву так хотелось поделиться этим разговором с Алисой, но он сказал только:
– Спасибо тебе огромное, Лисонька, за эту поездку. Она меня изменила.
Алиса смотрела молча какое-то время в глаза мужу, задумавшись, потом взяла его ладонь двумя руками и пообещала проникновенно:
– Все наладится, Леш. Обязательно. Мы справимся.
– Тебе папа сказал? – пошутил грустно Ярый.
– И папа тоже, – улыбнулась жизнерадостно она.
Но до «наладится» было далековато, как выяснилось по возвращении домой, и интимная сторона их жизни так и оставалась проблемой, тяготившей обоих все больше и больше.
Алиса несколько раз затевала разговор на эту тему и все порывалась отправить мужа к психологу, но Алексей отказывался. А в первых числах июня сообщил, что снова отправляется в командировку со своей группой снимать Верхоянский хребет вдоль течения Лены в Якутию. И отбывают они через неделю.
– Ты снова сбегаешь, – прошептала Алиса, уткнувшись ему в ключицу носом, когда он обнял ее и прижал к себе после сделанного заявления.
– Нет. На сей раз нет, – убедительно отрезал Ярый и сменил тон: – Ты прости меня, Лисонька. Ты права, мы обязательно справимся. И знаешь что… – Он отклонился назад, заглянув ей в лицо. – Я уже решил. Как вернусь, если само не пройдет, обещаю, пойдем вместе к твоему этому дурацкому психологу.
– Так ты скажи, что должно пройти, может, и сами справимся? – предложила в который раз она.
– Не могу, – подумав, все же отказался он, – я даже не знаю, как это тебе объяснить, сформулировать.
Провожали, как водится, всем Ковчегом с шумом, шутками-напутствиями, благословением, целой торбой пирожков и снеди для всей команды, с пролитыми украдкой слезами женщин, с весельем мальчишек, носившихся между взрослыми как угорелые, воплем Кутузова, которому кто-то из них наступил на хвост, громким, радостным, бухающим лаем Гоши, скороговорками Телеграфа. Кое-как Красноярцеву удалось выбраться из этой кутерьмы и медленно выехать за ворота, куда вышли все провожающие и еще долго махали вслед его уезжающей машине.
– Ну, что, – спросил Павел Наумович, когда джип Алексея скрылся за поворотом. – Пойдем чайку попьем. Нам-то Зоечка пирожков оставила или все герою досталось?
– Да как не оставить! – подхватилась на шутку Зоечка.
Под смешки и разговоры все развернулись и пошли к дому. А Алиса все стояла, глядя на дорогу, и отчего-то сердце у нее екнуло, как перед бедой.
Но тут заплакала Лялька у нее на руках, и она прогнала минутное наваждение – ерунда, просто не хотела, чтобы муж уезжал, отмахнулась она от странного ощущения.
Через десять дней рано утром позвонила Света, администратор группы Красноярцева, и сообщила, что во время съемок в горах Алексей сорвался со скалы. Он сильно разбился. Его доставили на вертолете в поселок Батагай, а оттуда на самолете в Якутск и здесь уже сделали операцию. Врачи говорят, что повезло ему необычайно, поскольку никаких серьезных повреждений нет, даже переломов – трещины ребер и обеих рук, ушибы, гематомы, порезы, глубокие рваные раны, небольшое повреждение селезенки, ушиб правой почки и легкое сотрясение мозга, но ничего тяжелого. И Света поспешила заверить, что доктора дают положительный прогноз и уверяют, что через пару недель его можно будет выписывать.
Но Алиса знала, что простым испугом и парой царапин это падение не обойдется. Вот чувствовала!
Две недели, отведенные врачами, прошли, а Красноярцева так и не выписали из больницы. Доктора и Света только наводили туману и не могли ответить на конкретный вопрос Алисы: что с ее мужем?
С самим Алексеем они разговаривали по телефону постоянно и по скайпу связывались на протяжении каждого дня по нескольку часов. Он отшучивался, мол, фигня все и скоро пройдет, как обычно, задавал тысячу вопросов про Лялечку и контролировал все, что касалось Алисиной жизни.
И вроде все вошло, хоть и в странный, но все же уже привычный распорядок, и синяки его скоро сошли, и порезы зажили, и ушибы отболели, и даже ребра подживали, но дней через пятнадцать Красноярцев стал реже отвечать на звонки, ссылаясь на процедуры и непонятную занятость, а когда отвечал, то уже не так жизнерадостно и весело. А потом и совсем свел до минимума их общение и уже не требовал показать ему Ляльку и не спрашивал по сотне раз, как она ест и спит.
