По вышеназванным причинам дома Егор оказался только к обеду, ощущая себя совершенно больным и разбитым. На работу он не пошел по причине отсутствия такой необходимости (как известно, в новых общественных условиях формула «Кто не работает, тот не ест!» безвозвратно утратила свою актуальность). А перед тем, как снова уснуть в более приспособленных для того условиях – диван и пододеяльник вместо покрывала, – позвонил своей актуальной даме сердца по имени Даша Поносова.
– Ты чо, куда пропал, придурок? – нежно спросила Даша.
– Чо-то болею, короче, – отвечал Егор.
– Чо, свиным гриппом? – пошутила девушка.
– Фиг знает, – сказал Егор. – Блевать тянет и это… горло перетягивает, короче. Типа воспалительные изменения в лимфаденоидной ткани глотки.
– Чо-о-о? – не поняла Даша.
– Глотать больно, короче, – пояснил юноша.
– Ну чо, пиво из холодильника больше не жри, – посоветовала Даша. – Только теплое.
– И водку, – попробовал пошутить Егор. – С водки не простудишься.
– Ты чо, – сказала Даша. – С водки ты реальный дурак. А с пива чисто придурок.
– Короче, я сплю, – объявил Егор.
– Ага, – согласилась Даша. – Ну чо, я потом приду. А Ширя где?
– В Караганде, – сказал Егор. – Заночевал на Гадюхе. Острая алкогольная интоксикация.
– Ты чо, совсем больной? – забеспокоилась девушка. – Типа подсел на умняк? Сейчас приеду.
– На фиг, – пытался было протестовать Егор, но Даша уже положила трубку.
История получила свое развитие спустя два часа, причем совершенно неожиданное.
Появившись в квартире недужного кавалера, куда была впущена бабушкой Безматерных, Даша обнаружила Егора перед телевизором. Юноша сидел в кресле с ногами, замотавшись в пододеяльник на бедуинский манер, и больным вовсе не выглядел. В то же время сама Даша по непонятным ей причинам испытала состояние, которое, будь она чуть пограмотнее, могла бы смело определить как «когнитивный диссонанс». Это состояние не сподвигло ее к углубленному самоанализу, а настроило на агрессивный лад.
– Ты чо, меня типа развел?!
– Горло все еще болит, – ответил Егор несколько рассеянно. – А ломак отпустил.
– Ну чо тогда, гулять выйдешь? – спросила девушка, смиряя свой гнев.
– Не знаю, – сказал тот. – Вдруг снова накроет.
Только сейчас Даша заметила, что телевизор привлекает внимание Егора намного сильнее, нежели ее присутствие.
– Э-эй! – сказала она и помахала ладошкой перед лицом сердечного друга. – Чо, дома есть кто-нибудь?
– Подожди ты, – отмахнулся он. – Ну, не знаю… сядь вон, послушай.
Даша перевела недоумевающий взгляд на экран. Она сразу поняла, отчего с самого начала ей было так неуютно в этом замкнутом пространстве.
По телевизору шел концерт. Музыка, что заполняла собой комнату, уху девушки была столь же чужда и неприятна, как бушмену Намибии – русское застолье с водкой, пельменями и салатом «оливье». А сами музыканты вели себя просто вызывающе. Они не носились по сцене, не так называемое «колбасились», а сидели, внимательно глядя на начальника с хворостиной в руке, и по всякому его взмаху начинали извлекать из своих чудовищных инструментов дикие звуки.
– Чо это за хрень? – в ужасе спросила Даша.
– Шнитке, – ответил Егор.
– Кому-кому?!
– Не кому, а кто, – поправил юноша с легким раздражением в голосе. – Композитор такой. А музон называется «Кончерто-гроссо номер пять для скрипки, симфонического оркестра и фортепиано за сценой».
– Почему за сценой? – спросила девушка потрясенно.
Егор тяжко вздохнул и поперхнулся.
– Так надо, – ответил он, прокашлявшись.
– Зачем надо?..
– Не знаю, – сказал Егор. – Воткнул ящик наугад, а тут это… скрипка… Короче, крышу уносит, заезжает не по-детски.
– А музтэвэ чо, не заезжает?
– Чему там заезжать? – пожал плечами Егор. – Негры какие-то в бушлатах… скачут, как гамадрилы, бакланят не по-нашему… Тёлки розовые мяукают… А тут, – он снова вздохнул и счастливо улыбнулся. – Короче, классный музон.
– Чо классного-то? – робко попыталась возмутиться Даша.
Егор с сожалением оторвался от телевизора и окинул подругу взором, полным сожаления.
– Ты бы, короче, последила за речью, – сказал он. – Затрахала уже своими «чо».
– Сам-то! – вспыхнула девушка. – Короче, короче… куда уж короче, и так ничо не осталось!
Сдерживая слезы, она выскочила из комнаты. Бабушка Безматерных заперла за нею входную дверь, не запулив по своему обычаю вдогонку стрелой сарказма, обличающей поведение, манеру одеваться и внешний вид гостьи. Ей тоже нездоровилось. Выпив чаю с малиной и намазав переносицу азиатским бальзамом «золотая звезда», бабушка вдруг поняла, чего ей сейчас больше всего хочется. Она ушла в кладовку, где среди пыльных журналов отыскала пожелтевшую от времени старинную общую тетрадь в ледериновой обложке и впервые за последние тридцать лет внесла в свои мемуары «Моя молодость в Гвардейском кавалерийском корпусе» новую запись.
Внук же Егор, дослушав на едином дыхании не самый короткий по времени концерт, какое-то время сидел недвижно, невидяще вперясь в экран и переживая эмоциональный и в какой-то мере культурологический шок. Затем к нему вернулось ощущение реальности, и он решил позвонить Даше, чтобы извиниться за свои излишне резкие высказывания.
Девушка трубку взяла не сразу, а когда взяла, то молчала и лишь изредка звонко шмыгала носом.
– Ты что ли ревешь? – поразился Егор.
– Ага, – отвечала Даша.
– Из-за меня?!
– Вот еще! – воскликнула Даша и высморкалась. После длительной паузы она застенчиво призналась: – Я книжку читаю.
Егор опешил. По правде сказать, для него стало открытием, что дама сердца вообще разумеет грамоте.
– А что ты читаешь? – наконец нашелся он.
Дашин ответ был для него еще более неожиданен:
– «Анну Каренину».
– А чего плакать-то?!
– Потому что я знаю, чем все кончится, – сказала Даша печально. – Как мне ее жаль! Как ее, бедную, затрахал своими заморочками высший свет!..
– Ты… ты здорова ли? – осторожно полюбопытствовал Егор.
– Горло побаливает, – сообщила Даша. – И суставы ноют. От тебя, наверное, заразилась! – прибавила она с девичьей мстительностью, не сознавая, что была совершенно права.
Попытки направить разговор в привычное русло с соответствующим тематическим спектром, как то: кто с кем тусил вчера, кто ужрался пивом с энергетиками и кто кому и по какому поводу кидал предъявы, потерпели неожиданное фиаско. Вдруг обнаружилось, что собеседникам это совершенно неинтересно. Егору хотелось дискутировать о контрапункте и полистилистике в музыкальном авангарде, а Даше – о конфликте личности и общества в произведениях классиков. И обоим катастрофически не хватало лексического запаса. Беседа неотвратимо сходила на нет, пока вовсе не пресеклась. Обменявшись дежурными фразами: «Я потом позвоню…», молодые люди внезапно осознали весь трагизм состояния, когда не о чем говорить.
