Девушка Агата Ивановна, о которой вроде бы и забыли, по-прежнему безмолвствовала и тем самым вселяла в Кармазина некую надежду на благополучный исход дела. Как та самая машина, внутри которой до поры скрывается развязывающий все узлы, разрешающий все сомнения бог.
– И даже тот вроде бы лежащий на поверхности выход из положения, – говорил Двудумов, – чтобы печатать роман не целиком, а по одной книге в год, на самом деле есть лишь паллиатив. Уже по опубликовании в общественно потребном объеме первой же книги наше издательство будет уничтожено.
– Вся наличная бумага на одну книгу уплывет! – буркнул Зайцер и снова закурил. – А нам положено и номенклатуру блюсти. Есть готовые рукописи… да и хрен бы с ними, с рукописями… есть солидные люди, отказать которым себе дороже, а им нужно реноме сохранять, что и они культуры не чужды. Тот же Глиняный Амфиарай Лукич… депутат, бизнесмен, без пяти минут губернатор, ему-то, казалось бы, чего в литературу ломиться… а ведь поди ж ты, дай да подай книжку с именем на полочку…
– Ну так шут с ними, с деньгами, – вдруг сказал Кармазин. – Я могу и так, без этого вашего гонорара!
– Я же говорил, что у него тут же начнутся спазмы благородства! – ощерился Зайцер. – Мы вам не плати, а вы в дворники, как Платонов? С утра метлой помахал, а вечером снова к столу? Нетленку ваять втихаря?!
– Милейший вы наш Михаил Вадимыч, – задушевно промолвил Двудумов. – Это же как цепная реакция. Мухосранское укрупненное издательство, а впоследствии – центральные, возможно – и все отечественное книгоиздание в течение некоторого периода времени будет обречено работать исключительно на вас. Гнать и гнать ваш роман вплоть до полного насыщения читательского спроса. Каковое насыщение, могу утверждать авторитетно, произойдет весьма нескоро. Подобное положение вещей, как вы сами понимаете, неприемлемо по многим причинам. Оно грозит всем нам катастрофой. И совсем не потому, о чем вы, верно, строите предположения.
– А издатели, если вы не знали, те же люди! – снова заорал Зайцер. – У них есть семьи, у их детей есть семьи, и все они хотят свой кусок хлеба! C маслом и колбасой!
– Да, мы не враги себе, – покивал Двудумов. – И несмотря на все очевидные достоинства вашего романа, ни выйти за рамки существующих уложений, ни ущемить права коллег ваших по перу, ни выложить на алтарь цивилизации собственные бонусы мы не можем.
– Что же получается, – проговорил Кармазин, потерявшись. – Вообще не печатать? Забыть, что он был, мой роман, и жить так?
– Да чего там, – сказал Зайцер уже спокойнее. – Эдгар Евлампиевич, сколько можно шастать вокруг да около… давай уже раскавычивай, открытым текстом.
– Вы должны понять, Михаил Вадимович, – жестко сказал Двудумов. – Мы не издательская цензура, не душители вольностей. Нам и самим не по душе перспектива обкрадывать мировую культуру, детей наших и внуков… Но существуют определенные неформальные соглашения охранительного свойства. Нарушать их все равно что попрать общественный договор о спокойствии и ненападении. И заключаются эти соглашения в том, что выходить за строго очерченные рамки дозволенного к публичному представлению уровня, а уж наипаче многократно означенный уровень превосходить, никому не дозволено. Снова задирать планку после того, как были вложены титанические усилия и ресурсы, дабы снизить ее и там, внизу, закрепить? Снова ждать шедевров по пять, десять лет? Рыскать по городам и весям в поисках гениев? Нет уж, увольте. Ассортимент и заполняемость рынка. Динамика, нескончаемый и возобновляемый поток…
– Поток и разграбление, – машинально произнес Кармазин и покосился на девушку Митрофанскую.
Та сидела, как изваяние, стиснув между пальцев потухший окурок. По выцветшим ее щекам текли крупные слезы.
– Что же получается, – повторил Кармазин. – Тупик?
– Cразу и тупик, – сказал Двудумов. – Да нет… Лабиринт! Лабиринт, возлюбленный наш Михаил Вадимыч. И, как из всякого лабиринта, из нашей ситуации есть по меньшей мере один выход.
– Cжечь?.. – горько спросил Кармазин.
– Прекрасная идея, – согласился Двудумов. – Но, увы, запоздалая. Благоприятный момент уже упущен. Ваш роман – словно вирус. Мы все им заражены. Но дело даже не в нас. Эпидемия едва не вышла из-под контроля. Не скажу, чтобы мы совершенно не были готовы, и все же вы застали нас врасплох. Очень удачно, что ее вовремя удалось локализовать… Поэтому жечь, а применительно к нашей ситуации – удалять с магнитных носителей и пепелить жесткие диски в микроволновке бессмысленно. Все мы видим эффективный выход в другом.
– Конечно! – воскликнул Зайцер. – Не согрешишь – не покаешься, отстрадаем совестью христианской сколько положено… Зато потомки нам спасибо скажут и в пояс поклонятся!
– Не понимаю, – в который уже раз сказал Кармазин. – Что за выход такой? Он действительно есть? Что ж мы тогда не выходим этим выходом? Я готов…
– Он готов! – фыркнул Зайцер.
– Ловлю вас на слове, – отечески улыбнулся Двудумов. – Дай бог, как говорится, дай бог… А выход, прелестный наш Михаил Вадимыч, заключается в том, чтобы, не откладывая в долгий ящик, не теряя ни минуты драгоценного времени, простите некоторую вычурность слога – чтобы вам немедля умереть.
Кармазин потряс головой.
– Виноват, не расслышал, – сказал он тупо.
– Всё ты расслышал, – мрачно произнес Зайцер. – Просто кишка тонковата такие вещи на слух принимать.
– Умереть, Михаил Вадимыч, – сказал Двудумов. – «Cкончаться. Cном забыться…» Прямо сегодня, сейчас. В этой вот квартирке, за которую и цепляться-то особого резона нет.
– Умереть?.. Зачем?!
– Как только вас не станет, – с ласковой укоризной пояснил Двудумов, – сей же момент рассыплется в прах и ржу нависший над нами дамоклов меч. Ведь вы ничего уже не напишете такого, чтобы снова ввергнуть нас в весь этот кошмар. Одной угрозой меньше… а с прочими мы уж как-нибудь, привычными методами, разберемся, опыт имеется. Что там у нас, Лев Львович?
– Случайные обладатели пиратских копий, – с неприятной готовностью отозвался Зайцер. – Вот и список имеется… За пару суток обойти, изъять и напомнить об ответственности. Никто и не дрыгнется. В интернет вроде бы ничего не попало, очень удачный контингент получил доступ к материалу, законопослушный. Что неизмеримо облегчает задачу пресечения.
– А этот… как его… – Двудумов пощелкал пальцами, морща высокий лоб.
– Кинг, что ли? – хохотнул Зайцер. – Не фамилия, а кликуха, право слово… Они же там по-нашему ни бельмеса, не оценят всех глубин. Попросту намекнем по нашим каналам про нарушение авторских прав и несанкционированный доступ, они мигом завянут, там с этим делом строго… Всё подотрем, подчистим и заживем спокойно, как и прежде.
Кармазин сидел оглушенный. Девушка Агата Ивановна неотрывно глядела на него и шмыгала сизым носом.
– Кажется, вы так ничего и не поняли, Михаил Вадимыч, – промолвил Двудумов. – Мы не звери, не убийцы…
