По выходным своих учениц она почти не видела. Если сэр Гилберт с Мадианой находились за границей, близняшки часто улетали к родителям. Иногда Жюль возил их в Коствольд, где у Ганнов был «коттедж», а точнее, переоборудованное фермерское подворье, дополненное крытым бассейном с сауной, что размерами вдвое превосходил обычный жилой дом. Золотистого ретривера Мортимера порой брали с собой за город, но чаще забывали взять. Их лондонский дом никогда не был оживленным, но по выходным, когда в этом монументальном сооружении оставались только Рэйчел и прислуга с мужем, а строительные работы на соседних участках замирали, тишина вокруг и внутри дома делалась страшноватой.
* * *
Однажды в обеденное время Рэйчел (она уже месяца полтора жила у Ганнов) сидела на кухне, смотрела телевизор, ела сэндвич и попутно скармливала Мортимеру кусочки холодной курицы. Пес только что вернулся с прогулки с Ливией, улыбчивой и немногословной румынкой, выгуливающей собак, – к Ганнам она являлась каждый день.
Рэйчел не слишком внимательно следила за новостями. В последнее время постоянно говорили о новом амбициозном проекте «Кроссрейл», высокоскоростной железной дороге, призванной соединить Сити с самыми отдаленными пригородами на востоке и западе Лондона. Строительство, разумеется, предполагало выемку грунта, что (совсем как расширение подвала у Ганнов) создавало множество неудобств жителям столицы. В сегодняшнем выпуске показали станцию на Ливерпульстрит, где рабочие наткнулись на жутковатое препятствие – двадцать пять человеческих скелетов. Люди, возможно, были преданы земле еще в четырнадцатом веке, и это подтверждало догадку, что работы ведутся на месте захоронения жертв Черной смерти.
Рэйчел тоже ждал сюрприз, правда, приятный. Экспертом, приглашенным обсудить находку, оказалась Лора Харви, преподавательница Рэйчел в Оксфорде. Лора выглядела невероятно элегантной и собранной: в белой блузке с открытым воротом, модном сером жакете в полоску и со стрижкой, которая ей очень шла.
– Итак, профессор Харви, – обратился к ней ведущий, – по вашему мнению, эта находка может иметь не только историческое значение, но и некую ценность в монетарном выражении?
– Да, – ответила Лора. – Конечно, я не имею в виду рыночную стоимость останков, это не предмет для купли-продажи. Я лишь считаю, что находки, подобные этой, усиливают ощущение тайны, связанное с некоторыми местами в Лондоне, а таинственность, кроме всего прочего, притягивает людей.
– Туристов то есть?
– Да.
– И вы представляете то направление в науке, что работает над определением ценности подобных феноменов?
– Верно. В нашем Институте валютирования качества мы стремимся найти количественное выражение тому, что традиционно полагается не поддающимся счету. Чувствам, иными словами. Священному трепету, ошеломлению, даже страху – на самом деле страху в особенности. Посмотрите, насколько популярна «Лондонская темница», как, впрочем, и многие другие «пещеры ужасов».
– Ваша книга на эту тему называлась «Монетизация чуда», так? Но в ней вы в основном говорили о кино.
– В Лондоне снимали и продолжают снимать кино, и рассказы кинематографистов о том, что с ними происходило на этих городских съемочных площадках, вызывают у людей интерес. То, что сегодня обнаружили на Ливерпуль-стрит, сильно напоминает целый ряд знаменитых фильмов, где фигурирует Лондон. Например, «Куотермасс и колодец» 1950-х, в котором бригада строителей, прокладывающая новую ветку подземки, выкапывает человеческий скелет. Или «Линию смерти», снятую немного позже, там на заброшенной станции метро поселяется колония каннибалов. И неважно, видели ли люди эти фильмы, их содержание в любом случае – часть нашего коллективного подсознания. Такое кино сообщает нам нечто важное о Лондоне, а именно: мы никогда точно не знаем, что лежит у нас под ногами. И нас не отпускает ощущение, что если копнуть поглубже лондонскую почву, то велика вероятность столкнуться с чем-то зловещим либо омерзительным. Людей это соображение пугает, но одновременно и возбуждает.
– И в заключение, доктор Харви, не могли бы вы оценить – в звонкой монете – сегодняшнюю находку на Ливерпуль-стрит?
– Да, конечно. Мы разработали алгоритм для предварительной, а потому и приблизительной оценки такого рода событий и явлений с учетом исторических, культурных и литературных факторов. По нашим подсчетам, обнаружение этих человеческих останков способно добавить стоимости Лондона около 1,2 миллионов фунтов.
– Потрясающе. Профессор Лора Харви, большое вам спасибо. А теперь о том, как нам справиться с проблемой возвращения в Британию профессиональных джихадистов. Давайте обратимся к Дании, где в экспериментальном порядке вводят весьма неординарные меры для решения этого вопроса…
6
– Как хорошо, что мы снова встретились, Рэйчел, – сказала Лора. – Спасибо огромное, что нашли меня.
– Давно пора было это сделать, – ответила Рэйчел. – Но я не знала, где вы теперь работаете. И вдруг увидела вас по телевизору…
– Ну, этим я не очень горжусь.
– Почему? Вы держались просто отлично от начала и до конца. Так уверенно и так четко излагали свои мысли.
– Да, но… я, кажется, становлюсь публичной фигурой. У меня к этому двойственное отношение.
Лора помешала капучино и отхлебнула чуть-чуть, словно боялась обжечься. Они сидели в «Зале Хаусмана», комнате отдыха для преподавательского состава Лондонского университета, тихим утром четверга, когда лекторов и аспирантов в «Хаусмане» собирается немного. На стенах висели яркие абстрактные полотна, а над головой в стеклянном куполе сверкало осеннее солнце. Утопая в кожаном кресле, Лора явно чувствовала себя здесь как дома. В университете она работала уже два года, а ее должность – профессор современных направлений мышления – свидетельствовала о том, что со времен Оксфорда ей удалось расширить свои академические горизонты.
– Коротко говоря, – продолжила Лора, – я заключила сделку с дьяволом. Дьявола в данном случае зовут лорд Лукрэм. Он был ректором колледжа, помните?
– Конечно. И что, он больше не ректор?
– Уволился около полугода назад, чтобы проводить побольше времени в этих его комиссиях. В одной из них, к моему изумлению, он предложил мне членство. Он, видите ли, прочел мою книгу – либо заставил помощников прочесть и пересказать ему содержание. Как бы то ни было, я все равно удивилась, поскольку не предполагала, что книга очерков о канувших в Лету британских фильмах заинтересует кого-либо, кроме редких приверженцев старого кино, каким был мой покойный муж. Подозреваю, Лукрэм купился на название.
– Институт, о котором вы говорили в интервью, имеет к этому какое-то отношение?
– Прямое. Институт валютирования качества. Звучит невинно, да? Ну какой может быть вред от валютирования?
– А на самом деле?
– Все началось в восьмидесятые, когда Генри Уиншоу председательствовал в наблюдательном совете при государственной медслужбе. Понятно, у них руки чесались приватизировать это сферу, хотя вслух об этом никто не говорил. Однако Уиншоу норовил продвинуть свою великую идею о том, что качество человеческой жизни можно оценить количественно. Точнее говоря, назначить ей цену. И тогда в одних случаях медицинское вмешательство будет более рентабельным, а в других менее. Лорд Лукрэм – или Дэвид Лукрэм, как он сейчас себя называет, – тоже входил в совет, но занимал довольно незначительную должность консультанта по менеджменту. Генри Уиншоу он боготворил – поклонялся ему как идолу, – и сейчас в Лукрэме видят некоего духовного наследника Уиншоу. Он по-прежнему дает рекомендации правительству касательно реформ в здравоохранении. И, продолжая дело Уиншоу, он создал этот новый институт с целью дальнейших поисков монетарной стоимости всего на свете. Им нужно, чтобы люди вроде меня – искусствоведы и гуманитарии – влились в команду и поработали на них.
