– Значит, она одна уехала?
– Да. После отпуска у нее всегда столько работы, что она и дома-то почти не бывает. Я тоже жутко загружен, поэтому хочу использовать каждый час отдыха.
– А чем ты так жутко загружен? Где работаешь?
Что он говорил ей в ответ на этот вопрос? Спрашивала ли она уже его о работе? Давид не помнил. Надо записывать, кому что соврал, и перед сном заучивать. А теперь остается только импровизировать.
– Я айтишник. Работаю с компьютерами, короче. А где Томас? – попробовал он переменить тему.
– Остался с Эстебаном. Им нравится вместе копаться в огороде. Эстебан учит его, так сказать, основам земледелия.
– Они друзья? – Давид вспомнил, как был счастлив мальчик, когда шел слушать истории, которые Эстебан рассказывал односельчанам в «Эра Уменеха».
– Да, друзья. И родственники. Эстебан и Алисия ему крестные.
– Я и не знал.
– Да. Именно они назвали его Томасом.
Вот оно как! Эстебан назвал мальчика Томасом. Имя не то чтобы редкое, но сам факт наводит на размышления. Слишком много случайностей, так не бывает. Человек, ходивший по морям и видевший жизнь, устав от странствий, поселяется в пиренейской глуши. Там находит себе добрую жену и живет с ней всю оставшуюся жизнь. А когда соседка Анхела рождает сына, становится его крестным отцом. Сходится почти все.
– Алисия, наверное, незаурядная женщина. Меня вчера ей представили.
Анхела помолчала, словно углубившись в воспоминания, а потом ответила:
– Алисия – особый случай. Таких, как она, вообще больше нет. Тебе бы с ней познакомиться, пока она была здорова. Мы все в поселке ее очень уважали.
– Тяжело пережить такой удар, как эта болезнь.
– Да. – Лицо Анхелы застыло, потом немного смягчилось. – Слушай, хочешь, зайдем к ним вместе? Я собираюсь забрать Томаса и помочь Эстебану немного по дому. Если ты свободен.
– Конечно, свободен. Я просто гулял тут по солнышку.
– А зачем тебе телефонный справочник?
Нюх на неудобные темы у нее как у хорошей гончей.
– Я решил, что вламываться в дом без звонка, да еще ночью, неудобно. Запишу твой телефон и стану предварительно звонить.
Ближе к вечеру они отправились к Эстебану. На стук в дверь вышел Томас – физиономия перепачкана землей, в руках небольшая садовая лопата. Анхела, отругав его за то, что натащил в дом грязи на башмаках, отправила назад в огород. В доме повсюду виднелись следы праздненства: на полках кое-где стояли пластиковые стаканы, а в углах лежал плохо выметенный мусор. Сюда бы побольше горячей воды, тряпок и швабру. Не говоря о больших мешках для мусора.
В глубине дома послышались голоса. Кажется, из комнаты Алисии. Давид двинулся туда, с каждым шагом чувствуя все более сильный, едкий запах больного тела. Голоса должны были принадлежать Эстебану и Анхеле, поэтому он удивился, увидев в комнате Джерая, сидевшего у постели Алисии и говорившего ей что-то тихо и невыразительно, словно ребенок в школе повторяет урок: без интонации, без ритма, невнятно. Было ясно, что говорить ему непривычно и делает он это с трудом, но голос при этом был полон любви и уважения. Джерай говорил не для себя и не так, как причитают над могильной плитой – нет, он обращался к Алисии и верил, что она его слышит и понимает. Вскоре Джерай замолчал, будто ожидая ответа. Затем, после паузы, продолжил.
Давид обернулся к подошедшей Анхеле и спросил, что происходит.
– Он с ней разговаривает.
– Но она же не может…
Анхела отвернулась. Прежде чем ответить, помедлила:
– Ну… это не совсем так.
– Есть какой-нибудь способ обменяться с ней знаками?
– Он такой способ нашел.
Давид снова впился взглядом в странную сцену. Там происходило что-то, чего нельзя было видеть со стороны, нечто скрытое от глаз наблюдателя.
– Джерай может ее слышать?
– Утверждает, что она отвечает ему.
– Да ведь паренек не совсем нормальный… Как же это?
– Не знаю, Давид. Никто не знает. Но могу поручиться, что это правда. Он нас много раз выручал, связываясь с ней и объясняя, что ей нужно. Джерай ни с кем в поселке почти никогда не разговаривал – только с Алисией. И теперь, когда она больна, продолжает разговаривать с ней.
– Когда законы, по которым предлагают жить, нам непонятны, надо просто не подчиняться им, – пробормотал Давид.
– Не ищи объяснений, не порти себе кровь. А нам – жизнь. Просто он здесь и все хорошо.
Эстебан с Паломой, сиделкой Алисии, отправились за покупками, а Джерай остался с больной. Все было спокойно, дыхательный аппарат работал хорошо, трубки на теле закреплены, вмешательства не требовалось. Джерай в случае чего позвал бы на помощь.
Анхела пошла готовить ведра и тряпки. Давид ждал ее в большой комнате, где прошлым вечером проходил прием. Как и в прошлый раз, когда он чуть не упал в обморок, одна сцена за другой разворачивались у него в воображении, заставляя его, застыв, присутствовать на странном спектакле призраков-воспоминаний.
Запах больничной палаты в комнате Алисии, так похожий на те запахи старого, больного тела, на тот самый омерзительный затхлый запах, гулявший по коридорам его детских воспоминаний, притянул сюда целые фрагменты прошлого, и Давид не мог отвести от них взгляда. Наклонно установленная больничная кровать, стул рядом, тумбочка, уставленная лекарствами… Именно так было в доме престарелых в Валье-Солеадо, в той маленькой комнате на третьем этаже, у четвертой койки справа по коридору.
Тогда Давиду было тринадцать лет. А дед Энрике умер, когда ему было девять. Мама разбудила его ночью и сообщила, что у дедушки был смертельный сердечный приступ и теперь надо бодрствовать у его гроба. В гробу лежало то, что не являлось его дедушкой, игравшим с ним в карты и шахматы, дедушкой, который знал, как раньше назывались улицы и какие здания находились на месте нынешних. Тело вместе с головой у него было обернуто в саван, а черты лица стали совсем другими. Дедушка не походил на себя ни на бодрствовании, ни во время похорон, но именно с этого времени Давид стал о нем часто думать – чаще, чем когда тот был жив. Словно его отсутствие было больше, чем он сам. Его мертвое тело, которое задвинули в длинном ящике в стену кладбища, совсем мало значило во всех этих переменах.
Но не так думала бабушка. Потеря мужа ужасно сказалась на ней. Маленькие возрастные чудачества переросли в полномасштабный старческий маразм. Она теперь нуждалась в ежеминутном присмотре и не могла жить одна, но проблему не решал и переезд к детям. Пытались нанимать сиделку – возникли скандалы. Бабушка кричала, что та ее пыталась ограбить, ее кормят нечистотами, бьют и хотят похитить.
Сыновья несчастной собрались на совет и решили, что единственный выход – специальное заведение, где умеют обращаться с подобными больными. Может, ей полегчает в среде таких же вдовых старушек, как она сама. И в любом случае опытный персонал сведет ее мучения к минимуму, а им позволит нормально работать. Поначалу бабушка привыкала к новому месту трудно, но через несколько недель ситуация улучшилась.
