– Я пыталась, но он не захотел меня слушать. Нынче пятница, к вечеру начнут прибывать гости на беговельный забег и комнатную охоту. Но всё будет в порядке! Люси обещала поговорить с моим отцом лично. Сегодня вечером, прямо на парадном ужине. Она заявила, что Мальзельо жесток, непорядочен и что она его ни капельки не боится. Люси Борджиа – гувернантка-дуэлянтка, представляете?
– Гувернантка-дуэлянтка… – восхищённо повторил Уильям, голубея как василёк. Он был явно впечатлён. – А что это значит?
Уплетая хлеб с салатом-латуком, Ада рассказала Эмили и Уильяму всё, что она знала о Люси Борджиа.
Когда она закончила, Эмили закрыла папку с рисунками, которые она перебирала, пока Ада говорила.
– Вообще-то всё не так уж плохо, – заметила Эмили. – Мне трудно представить, чтобы такое возвышенное создание, как Сирена, загоняли как дичь на комнатной охоте. Даже если её потом отпустят. И про остальных можно сказать то же самое.
– Вот и Люси так считает. А уж её-то отец выслушает, она же взрослая.
– Триста лет… – прошептал Уильям, зеленея в тон своему надкушенному тосту. Глаза его сверкнули. – Ты ведь придёшь в Чердачный клуб и покажешь нам, чему она тебя научила? Зонтичная защита – это здорово! И в дождь очень удобно…
Успокоившись наконец, дети провели весь день, играя в шарики на ковре большой галереи и в кегли на венецианской террасе, рисуя пейзажи в парке пёстрых оленей и пуская бумажные кораблики в Переукрашенном фонтане
[11].
Пуще всего они старались избегать мест, где могли столкнуться с Мальзельо. Ада не хотела, чтобы тот до парадного ужина что-то заподозрил. Можно было не сомневаться: лорд Гот придёт в ярость, когда выяснится, что его комнатный дворецкий всё это время отнюдь не готовил для комнатной охоты комнатных фазанов. Вместо этого он был занят совсем другими, нехорошими делами, – и Уильям, возникнув из стены, открыл Аде на это глаза…
– Мальзельо просто из кожи вон лезет, – заметил Уильям, когда его кораблик третий раз потонул в Переукрашенном фонтане. – Похоже, он решил во что бы то ни стало сделать нынешнюю комнатную охоту незабываемой.
– Просто пыль в глаза пускает, – предположила Эмили, зачерпывая воды из фонтана в свою баночку для рисования.
– Не уверена… – задумчиво сказала Ада, вспоминая пятифунтовые банкноты под кроватью в комнате егеря. – Как бы там ни было, – добавила она твёрдо, – сегодня вечером Люси Борджиа обо всём расскажет моему отцу, и он положит этому конец. Он же не хочет, чтобы прошёл слух, будто в Грянул-Гром-Холле гостей удерживают насильно, приковывая цепями. На его приёмы тогда никто больше не приедет.
В этом момент по гравию зашуршали колёса. Ада, Эмили и Уильям повернули головы и увидели вереницу карет и колясок, которые въехали в главные ворота и подъезжали в сторону парадного портика.
– Кстати о гостях, – заметил Уильям, принимая цвет возвышавшейся из фонтана нелепой русалки в стиле рококо (то есть, скажем так, очень бледный), – а вот и они.
Экипажи миновали Переукрашенный фонтан и подкатили к ступеням портика. Парадные двери Грянул-Гром-Холла распахнулись, и лорд Гот в сопровождении Мальзельо вышел навстречу гостям.
В первом экипаже, элегантной четырёхместной коляске, прибыли леди Джордж, герцогиня Девонская, и её спутник, Тристрам Шенди-Джентльмен. Стариннейшие друзья лорда Гота, они из года в год были непременными гостями его загородного приёма. Лорд Гот тепло их поприветствовал и проводил внутрь вместе с тремя породистыми далматинами, прибывшими в их экипаже.
Следующий экипаж – драндулет с дырявой крышей – привёз двух приглашённых поэтов, Докольриджа и Де Клизмера. Во время каждой встречи они устраивали яростные споры, но ещё не пропустили ни одного приёма. Лорд Гот пожал им руки – и оба поэта тут же вступили в горячую дискуссию о том, кто за кем должен пройти в дверь.
Следом в открытой коляске, запряжённой двумя тяжеловозами, подкатили доктор Джинсон, создатель знаменитого словаря, и его верный биограф Макдуф.
Ада ни разу не слышала, чтобы доктор Джинсон произнёс хотя бы слово. Он всегда ходил в тёмных очках и носил необъятные клетчатые панталоны. Макдуф, напротив, отличался крайней худобой, говорил не останавливаясь и не расставался с длинной клюшкой для гольфа, чтобы отгонять рыжих белок, перед которыми он испытывал безотчётный страх.
Учёный муж с превеликим трудом вылез из коляски, отряхнул солому с панталон и молча потряс руку лорда Гота. Следом за ним это проделал Макдуф, рассказывая при этом лорду Готу что-то чрезвычайно умное, – только что услышанное им от доктора Джинсона. Проводив эту парочку внутрь, хозяин снова вышел на крыльцо, чтобы встретить следующий экипаж.
Это оказалась двуколка Мартина Дринкинса. Неукротимого карикатуриста легко было узнать по седым всклокоченным волосам и бровям, а также по боксёрским перчаткам, которые он никогда не снимал, даже когда рисовал – чтобы всегда быть готовым дать отпор.
По счастью, необходимость в этом возникала нечасто. Никто не был в состоянии даже разобрать, что изображено на его карикатурах, не то что всерьёз обидеться. Лорд Гот попытался было пожать ему руку, но убедившись, что это невозможно, просто похлопал неукротимого карикатуриста по спине – прежде чем повернуться к последнему экипажу, как раз подкатившему к крыльцу.
Это была превосходная карета из баварской сосны, с парой оленьих рогов, прикреплённых спереди и сзади. Её, гарцуя, влекла шестёрка тщательно убранных австрийских лошадок в малиновых попонах. Дверца открылась – и на землю опустились шесть малиновых ступеней. Лорд Гот галантно взял показавшуюся маленькую ручку и поднёс к губам. Из глубины кареты послышался совершенно девчачий смешок, затем наружу показалась тонкая, изящная молодая дама, одетая в чёрный жакет с кружевным стоячим воротничком и в чёрную полосатую юбку.
