— Ладно, жду. Потом подумаем, каким именно способом ты скажешь мне «спасибо». А сейчас просто давай быстрей.
— Договорились. Хотя ты все-таки жутко меркантильная.
— Жизнь такая, — демонстративно тяжело вздохнула Людмила в трубку, стараясь скрыть улыбку, и отключилась.
Юра тащил на себе сразу три чемодана. Вся его жизнь в Германии, как ни странно, уместилась в них: стопки бумаг, пара флэш-карт, несколько дисков с информацией, подарки и кое-какая одежда. Людмилу всегда удивляла, а иногда и пугала его способность не обзаводиться кучей вещей, как это делали все нормальные люди. Он вообще вел полуаскетичный образ жизни, и, судя по всему, с годами эта особенность только усугубилась.
Из машины Люда выходить не стала, предоставив пассажиру самому разбираться с вещами: просто щелкнула центральным замком и открыла все двери, включая багажную. Через минуту Юра, загрузив чемоданы, уже сидел с ней рядом и смотрел совершенно счастливыми глазами.
— Привет! Какая же ты все-таки замечательная! — Он приблизил к ней лицо и поцеловал прямо в губы.
— Привет! — Людмила Сергеевна улыбалась против воли — так неожиданно приятно было видеть родное лицо. — Но обольщаться не советую. Ты же знаешь, какая я редкостная бяка, несмотря на то, что чудо.
— Да знаю, — он рассмеялся, — но все равно огромное огромное тебе спасибо!
Люда завела двигатель, и машина тронулась с места.
— Ну, так куда тебя везти?
— Даже и не знаю теперь, — Юра задумался. — Вообще-то я планировал к родителям сразу заехать, но теперь, думаю, поступим по-другому. Поехали ко мне.
— Это в твою новую квартиру? — Людмила насторожилась.
— Ну да. Ты же еще не видела, что там получилось. Да я и сам-то, честно говоря, не знаком с окончательным вариантом. Рабочие съехали всего пару месяцев назад, а я в Москве с лета не был. — Он говорил с таким энтузиазмом, что Людмила не нашла в себе сил отказаться.
— Хорошо. Как скажешь. Только дорогу сам будешь показывать, а то у меня на незнакомой местности наступает абсолютный топографический кретинизм.
— Договорились, — весело отозвался он.
Все время в пути они болтали ни о чем, по очереди привычно дразня и поддевая друг друга. Попутно Людмила выяснила, что с личной жизнью у Юры до сих пор не ладится и все общение с женщинами за тот период, что они не виделись, свелось к паре-тройке не слишком-то удачных разовых контактов. Все это было совершенно не похоже на их отношения — чувственные, преданные, страстные. В свое время, оставшись наедине, они не могли успокоиться, пока не сливались в безумном экстазе раз по шесть кряду. И, казалось, готовы были продолжать это занятие неделями. Только так долго никогда не получалось — два-три довольно нервозных дня на его «территории» — максимум из того, что им удавалось вырвать у запутавшей все карты судьбы.
С одной стороны, Людмиле теперь было жаль Юру — пора бы уже определиться ему в этой жизни, завести семью, что ли. Сорок лет как-никак — по российским меркам много даже для мужчины. С другой — она внутренне радовалась тому, что он до сих пор свободен, и чувствовала, что в том была и ее «заслуга».
— Так, теперь не разгоняйся. Здесь направо и вон там заезжай во двор.
Людмила не успела толком рассмотреть дом, к которому они подъезжали. Разглядела только, что он огромный и с забавными, розового цвета, лоджиями.
Лифт ехал медленно, с чувством собственного достоинства. Юра смотрел Людмиле в глаза — в этом взгляде смешались и радость, и желание, и опасение, и неуверенность. Ей стало не по себе: она выдавила дежурную улыбку и поскорее отвела взгляд. Да, встретиться, поговорить, вместе посмеяться над жизнью было в порядке вещей, а вот пытаться вернуть то, что давно кануло в Лету, желания никакого не возникало. Поэтому сейчас ее вдруг охватила паника, захотелось придумать какое-нибудь сверхсрочное дело и тут же попрощаться. Только вот сбегать было как-то смешно и уже несколько поздно.
Наконец они очутились перед дверью в квартиру. Юра довольно долго возился с замком — по всему было видно, что с данной конкретной дверью он пока еще на «вы».
— Вот так всегда, — грустно улыбнулась Люда, — обзаведешься тем, что тебе не нужно, а потом с этим маешься.
Юра, судя по всему, обиделся на ее слова: насупился и отвечать не стал. Вообще, все разговоры о новой квартире были для него в последнее время как острый нож — во-первых, на нее была угроблена уйма мыслей, море нервов и мириады сомнений. Во-вторых, до сих пор было неясно, что в результате с ней делать, если как минимум ближайшие несколько лет «домом» будет называться какая-нибудь холостяцкая квартира в каком-нибудь научном городке Соединенных Штатов.
— Так зачем ты все-таки в Москве квартиру построил, — не унималась Людмила, хотя и знала, что тема эта ему неприятна, — с твоим образом жизни нужно было прежде всего подумать о доме где-нибудь на границе всех государств сразу. Не знаю, как ты, а я бы выбрала Эльзас.
— Слушай, если хочешь, насчет домика мы с тобой вместе подумаем — купим на пару какой-нибудь разваленный замок под Страсбургом и будем до конца жизни приводить его в надлежащий вид. — Юрик твердо решил подыграть, а не агрессивно расстраиваться из-за всех этих разговоров о недвижимости. — Глядишь, так и общее дело появится, а совместный труд, как известно…
— Ну, все-все. Совместного труда у нас с тобой точно никогда не было и уже не будет. Поэтому так все замечательно и складывалось, — Людмила улыбнулась своим воспоминаниям, забыв об осторожности. — Так что не стоит на старости лет кардинально менять сложившиеся стереотипы, — тут же добавила она ложку дегтя.
— Ладно, менять ничего не будем. — Он улыбнулся ей в ответ. — Только вот насчет старости я совершенно не согласен. Это надо ж, сказать такое, когда перед вами «мужчина в самом расцвете сил». — Дверь, наконец, поддалась и бесшумно раскрылась.
— Ну конечно. — Людмила рассмеялась. — Красивый, умный мужчина в самом расцвете сил. Только там еще было «в меру упитанный» — про тебя такого даже с натяжкой не скажешь.
— Согласен. Но это же хорошо — значит, мне еще есть к чему стремиться!
Он щелкнул выключателем в прихожей, и Людмила, наконец, смогла разглядеть предмет Юриных мучений на протяжении последних трех лет. Теперь, судя по выражению его лица, квартира стала уже не столько причиной расстройств, сколько предметом гордости.
Холл был не слишком большим, зато широким и потому весьма вместительным. Рядом располагалась туалетная комната. Деревянная дверь из холла вела в гостиную-кухню-столовую. Дальше — еще один небольшой коридорчик с ванной комнатой и спальня. Все было сделано аккуратно и красиво. Гладкий деревянный пол, совершенно ровные, оклеенные тяжелыми обоями стены. В общем-то, придраться совершенно не к чему. Только вот сама Людмила вряд ли бы стала создавать что-то подобное: все в бежевом и мягко-коричневом. Даже глазу зацепиться не за что. Вообще, в ее понимании коричневый был цветом депрессии, но об этом она решила помолчать, высказавшись только о достоинствах технического исполнения.
