Прихвостни за ними не последовали. Забросив оружие за спину, они сноровисто прикрыли ворота и подперли их колом. Подкатив телегу, поставили её так, что открыть теперь створки было почти невозможно.
Теперь подтянулись и немцы. Быстро раскидав стожок сена, они обложили им стены сарая.
Поджигать станут?
Алексей не верил своим глазам. Есть ведь и у них какая-то совесть?!
Нет, слышать и видеть ему приходилось всякое… но ведь то в бою же!
Нет, родной… не только в бою. Рановато для склероза-то… ведь приходилось слышать от товарищей… всякое, в общем, приходилось…
Скрипнув зубами, Ракутин взвел курок браунинга.
Нельзя же так! Надо что-то делать!
Свалить одного-двух солдат?
Запросто – но тогда немцы однозначно сарай подожгут. И ему тоже уже никуда не уйти – здесь и закопают.
Может, не станут они так-то?
Раненые же… и оружие боец бросил. Не представляют они никакой опасности.
Да вот и немцы отошли. Построились у машин.
Уезжать собираются?
Вот и от погреба спешат. Пулемет катят и ещё что-то несут, надо полагать, ограбили хозяйские запасы. Сейчас они всё это погрузят – и ходу. Попугать решили? Впрочем, бросить тут раненых без помощи – тот ещё вид издевательства, долго им не протянуть.
Хлопок!
И красная ракета прочертила двор, зарывшись в кучу сена под стеной.
Ещё одна!
В сарае закричали!
Дрогнули ворота – на них кто-то навалился изнутри.
Да-дах!
Низко над землей метнулись трассеры – пулемет на бронетранспортере стеганул по сараю очередью. Горохом рассыпались и винтовочные выстрелы – это белоповязочники, опустившись на колено, опустошали магазины своих винтовок.
Серо-черные клубы дыма рванулись вверх из-под крыши сарая…
Гул моторов постепенно затих.
Осела на землю пыль, поднятая уходящими машинами.
И стал хорошо слышен треск огня – сарай догорал.
А в ушах Ракутина все ещё звучали крики заживо сжигаемых людей. Он всё ещё слышал удары о ворота, треск выстрелов… Казалось, что всё это ещё происходит наяву…
Он поднял голову.
Двор опустел, и только одинокая телега стояла около покосившегося плетня. Уехавшие солдаты забрали с собою всё съестное, что удалось отыскать в погребе и доме. А вот скотину – ту оставили. Несподручно перегонять коров и свиней, когда едешь на автотранспорте. Поэтому, немцы ограничились гусями и курами – быстро свернув им шеи, солдаты побросали добычу в грузовик. Туда же затащили и одного поросенка. А все оставшееся препоручили заботам своих прислужников – те сейчас бегали по двору, сгоняя живность в одну кучку.
И попутно не забывали о себе – на глазах у Алексея, один из прихвостней запихнул в телегу пару сапог и несколько отрезов ткани. Надо думать, что и его товарищи внакладе не остались – в телегу побросали какие-то узлы, видать игнатовское добро экспроприировали. И увлеченно продолжали дальнейшие поиски – место для добра ещё оставалось.
Капитан скрипнул зубами и поднял с земли оброненный пистолет. Стер пыль и проверил механизм. Все в норме. Где-то рядом ещё и винтовка оставалась… но с ней потом решим.
А сколько этих типусов тут орудует?
Один, второй… четверо их.
Тот, которого назвали Митяем, покрикивает на скотину и никуда, похоже, уходить не собирается – ему и так хорошо. Сидит себе на солнышке и покуривает.
А оставшаяся троица пашет в поте лица.
Скотину они всю согнали в кучку и теперь увлеченно потрошат дом хуторян, выискивая там что-нибудь полезное для себя. Правда, надо отдать им должное, винтовки не оставили, таскают оружие с собой.
Именно что – таскают. Носят оружие – совсем по-другому.
Ладно… нам пока и Митяй пригодится…
Совсем уж бесшумно Алексей подобраться к нему ещё не мог – контузия… Оттого и движения выходили какими-то размазанными и неточными. Да и ноги болели… впрочем, не болели уже. Пережитое потрясение чем-то напомнило (по эффективности воздействия) хороший такой хук слева! Разом из башки выветрились всякие ненужности, и мысли даже приобрели некоторую стройность. Весьма, впрочем, недостаточную для правильной работы, но за неимением гербовой… пишем и на газетке. Авось, не фрицы тут – вчерашние уголовники, да прочая шушера, даже оружие толком держать не научились.
Главное – не нашуметь раньше времени.
Уже обогнув по дуге хутор, Ракутин вдруг изменил свои намерения.
Митяй – оно и невредно, но ведь в доме-то прихвостней трое! И с ними воевать на дистанции… на фиг! Обойдусь…
К жилью хуторян можно было подойти по тропе – хорошо утоптанной. И также хорошо из окон просматривавшейся – в этом капитан был уверен!
Но ведь можно и не спешить?
Нет, уже нельзя! Пару раз белоповязочники уже добро в телегу таскали – сколько его ещё тут есть? Уж наверняка – не склад сельпо. Одна ходка – и навострят лыжи. То-то они так долго в этот раз копаются, явно, вещи получше отбирают…
Поэтому, к самому дому Алексей подбирался с угла – этот путь не просматривался из окон. Правда, там был плетень… так то ж не против людей! Уж точно – не против старого опытного диверсанта…
Прижавшись к стене, капитан перевел дух.
Судя по доносившимся изнутри звукам, грабеж шел полным ходом – народ не церемонясь, сшибал замки с сундуков и корежил безропотные шкафы чем-то увесистым.
«Прикладами, поди, долбят…» – сплюнул Ракутин. – По башке б тебя эдак постучать!»
Для чего люди ставят часовых?
Прежде всего – для собственной безопасности. Чтобы, пока тот доблестно мерзнет на ветру, все прочие могли бы без помех и нервотрепки заняться чем-то более интересным. Поспать или поесть. Или вот, как сейчас – пограбить.
Правда, наличие часового никак не дает всем прочим разрешения на расслабление. Совлом щелкать – ни в какой ситуации непозволительно. В царской армии – к часовому даже подчаска выставляли, дабы тот и его самого тоже караулил. Да и в Красной Армии такое практиковалось…
Так даже и там народ позволял себе чрезмерно расслабляться. За что закономерно и огребал. Грешили этим все – немцы тоже исключением не были. И финны. Про испанцев – и вовсе говорить нечего, там всеобщее раздолбайство достигало порою совершенно неописуемой величины.
Но в данном случае вышеперечисленные «товарищи» отдыхали – по сравнению с белоповязочными прихвостнями все они сейчас выглядели бледно…
Ибо указанные деятели не только не смотрели по сторонам, но даже и оружие свое поставили у стеночки – чтобы не мешало потрошить чужие вещи. А замок с массивного сундука сбивали топором, который, надо думать, где-то здесь и отыскался.
