Мистик Брэйди,
практикант Деллы Бондс».
Надин нахмурилась. Недоступен? Ее так и подмывало связаться со своим продюсером прямо сейчас. Предполагалось ведь, что она по-прежнему в отпуске.
С другой стороны, Бинг Кэботт не почесался бы, если бы речь шла о чем-то малозначительном. Значит, сначала надо посмотреть, что он ей прислал, а уж потом трепыхаться. Или позвонить самой Делле – она наверняка в курсе дела.
Взглянув на свои штаны с котятами, она решила, что не станет переодеваться ради какого-курьера. Чего требовало самоуважение – так это смыть ярко-красную суперувлажняющую маску. Жаль, маску можно было бы подержать еще часик.
Она зашаркала в ванную в пушистых синих тапочках – в них тоже не стоило никому показываться – и стала наполнять ванну теплой водой.
Вода нагревалась слишком медленно, зато у нее появилось время, чтобы оглядеться.
Устарело, решила она. Все ее жилище устарело, хотя пока она остается криминальным репортером, ее все здесь устраивает. Теперь ее финансовое положение укрепилось, впереди брезжит блестящая карьера, поэтому можно строить планы.
Она бы не рассталась с криминальной темой, если бы не внезапная тяга к писательству. Можно, конечно, совмещать одно с другим и заодно делать еженедельное шоу; с каждым из этих занятий она бы распрощалась только после кровавой битвы. Зато с этой квартирой она бы простилась без малейшей жалости.
Не вложить ли деньги в благородный старинный особняк, как поступили Луиза с Чарльзом? Или лучше современный пентхаус с убийственным видом? А как насчет креативного лофта в Виллидж? Бывший склад, где можно закатывать сумасшедшие приемы, – заманчиво!
Пока она размышляла, не переходя к действиям. Пока.
Но время решать и действовать уже настало. После 1 января она обратится к риелтору. Или к Рорку? Кто разбирается в недвижимости, как не человек, владеющий почти всем, что не движется?
Одно она знает точно: где бы она ни осела, там будет сногсшибательная ванная. И еще просторная гардеробная. Пора пожинать плоды упорного труда и удачи, подбросившей ей горячие сюжеты.
Посмотревшись в зеркало, она хотела было распустить волосы, завязанные в хвост, но решила, что курьер есть курьер: это не оператор с камерой, чтобы прихорашиваться к его приходу.
Раздался звонок, и она пошла к переговорному устройству в чем была.
«Спокойнее!» – призвала себя курьер. Нет, лучше напустить на себя скучающее выражение. Поздно, холодно, поскорее все закончить – и домой. Скука и нетерпение – но не спокойствие.
Она проверила, низко ли опущен козырек плоской фуражки, потом нащупала в кармане шокер.
Она поняла, что нервничает. Неудивительно: в этот раз все иначе. Хотя… Хотя… Нет, все, в сущности, как раньше.
Разве Надин Ферст не нажилась на смертях и преступлениях? Разве не извлекла из всего этого доход и славу? Разве на ее счету найдутся хоть какие-то полезные дела?
Ни одного!
Она попросту обрела известность, разбогатела, а еще помогла изгадить Евину чистоту.
Нет, разницы никакой. Истинная справедливость и истинная дружба подсказывают, что она заслужила свою участь не меньше Баствик и Ледо.
Успокаиваясь и не уступая побуждению позвонить еще раз, она стала ждать.
Когда из интеркома раздался голос Надин, она не забыла отвернуться и вдобавок загородить лицо коробкой.
– Надин Ферст?
– Да.
– У меня пакет от Кэботта, Канал-стрит, семьдесят пять.
– Покажите удостоверение.
К этому она подготовилась, хотя вопрос вызвал раздражение. Она вытащила специально заготовленное удостоверение личности, которое пропустил бы примитивный сканнер: она все проверила и на этот счет была спокойна.
Так и вышло. У нее радостно забилось сердце.
– Поднимайтесь.
Теперь удары сердца раздавались чуть ли не в самой глотке. Она даже глотать не могла, пока шла через маленький вестибюль и вызывала лифт.
Следом за ней в дом с громким гоготом влетели две девчонки-подростка, болтавшие о какой-то малопостижимой ерунде. Топая башмаками на толстых подошвах и болтая пухлыми помпонами на шапочках, они заполнили кабину лифта запахом сладкой жвачки и клубничного шампуня.
– Я сейчас описаюсь!
– А я-то! Фло-ло вообще лопнет со смеху. Но ее точно заперли дома. Вот бы она вышла!
– Я видела на улице ее мамашу. Кто же ее выпустит?
Она была готова их прибить. Перебить всех на свете визгливых девчонок с соломенными волосами и сияющими рожицами.
Оглушить обеих этих дурочек, перерезать им глотки, оставить валяться и вонять кровью пополам с клубникой.
Вот что происходит с девочками, забывающими об осторожности. С девочками, не ведающими уважения.
Они что, не видят ее?
У нее зазвенело в ушах, грудь заболела от напора крови. Помогло прикосновение к шокеру, пусть одними кончиками пальцев: давление сразу упало. Лифт ехал вверх, девчачьи голоса разрывали ей барабанные перепонки, и она уже стала вытягивать из кармана шокер.
Двери лифта разъехались, и девчонки вывалились наружу, хохоча, как гиены.
«Следуй плану! – напомнила она себе, злая на свои дрожащие пальцы. – Сосредоточься на Надин».
Но девчонки слишком ее взбесили, вызвали приступ злобы, отчаяния, даже тоски.
Сейчас же выбросить всех их из головы! Надо делать дело!
Вот сделает дело – и снова будет ей счастье.
Чтобы привести себя в чувство, она стала вспоминать Евино лицо и с облегчением поняла, что делает именно то, что нужно. Нужно Еве и ей самой. Во имя их дружбы.
Где-то в уголке ее сознания всегда теплился этот план, просто раньше безотчетно. Иначе она не потратила бы столько времени, столько усилий на изучение существующих трудностей и препятствий.
Их устранение – вот ключ к их партнерству, к их счастью. К их единению.
Как Еве понять, что она – ее ИСТИННЫЙ друг, если другие толкают ее в сторону?
Люди всегда только и занимались тем, что ее отпихивали.
Всю жизнь она чувствовала себя оттесненной, затолканной в угол, вечно ей твердили: будь умницей, помалкивай. Веди себя прилично.
Довольно!
Снова обретя твердость и сосредоточенность, она вышла из лифта, отворачиваясь от камер и опуская голову.
Пряча в кармане правую руку, левой она нажала на звонок. Больше Надин никогда не затмит ее в Евиных глазах.
Внутри Надин, читая последнее Евино письмо, закатила глаза. Подумать только, суровая полицейская, всегда готовая наградить тебя пинком, обернулась хлопотливой наседкой!
