– Мы сейчас! – отозвался Макнаб и потащил Пибоди на кухню. Перед этим он успел ослепить Еву россыпью звезд на своей кричащей синей рубашке, заправленной в не менее кричащие зеленые брюки.
– Я пойду доделаю то, что не доделал, а ты поработай с ними, – сказал Еве Рорк. – Потом я уделю вам час.
– Это то, что нужно. Что там за шепелявая француженка?
Сначала Рорк ее не понял, потом заулыбался.
– Ты о Козетте? Козетта Деверуа. Главный киберинженер парижского офиса.
– Что значит «киберинженер»? – Она махнула рукой. – Неважно, я все равно не пойму, и не надо, раз у меня есть ты. И он. – Она указала на Макнаба, вышедшего из кухни с тарелкой блинчиков.
– Как делишки?
– Дождемся, пока сюда притащится Пибоди, тогда и расскажу вам обоим.
– Я вообще-то про Рождество и прочие приятности.
– Хорошо. Все это уже в прошлом. У тебя рубашка на батарейках?
Он ухмыльнулся, не переставая пожирать блинчики. Симпатичный, умные зеленые глаза, светлые волосы, завязанные в длинный хвост. Только тощий.
– Нет, на тепле организма. Когда я бодр, звезды горят.
Он повернулся к входящей Пибоди, сверкнув серебряными кольцами в мочке одного уха. Пибоди принесла тарелку с яичницей, двумя ломтиками бекона и кусочком поджаренного хлеба без масла.
– Прости, что задержалась. Никак не могла сообразить, чего хочу и что мне можно. Вот это – компромисс. Бекон мне нельзя, и все же…
Но Еву больше заинтересовала не ее еда, а обувь. Розовые сапожки сменили сапоги до середины бедра – тоже розовые, но с мерцающей пушистой оторочкой цвета свежевыпавшего снега. Подошвы сапог в дюйм толщиной были ядовито-зелеными.
– В чем это ты явилась? – спросила Ева.
– Это моя волшебная обувь на случай снега, дождя и любой слякоти. Подарок моего друга на Рождество. – Она благодарно посмотрела на Макнаба. – Специальные, не скользящие на льду подметки. Сегодня это то, что надо: там настоящий каток!
– Разве сотрудницы отдела расследования убийств носят розовые сапоги с блестящей белой оторочкой?
– Эта носит, – ответил Макнаб, отвечая Пибоди таким же любящим взглядом.
– Господи!
В следующую секунду Ева одернула себя: что толку злиться? К тому же эти сапоги отлично подходят к розовому пальто. Она сама позволила Рорку переубедить ее насчет розового цвета – теперь приходится расхлебывать.
Сам Макнаб был обут в специально заказанные для него Рорком дутые клетчатые сапоги. В какой-то степени Ева сама поспособствовала безумному гардеробу этой парочки.
– Краткая ориентировка, – начала она. – Сейчас на экране то, что я считаю первым сообщением нашего неизвестного.
Розовая обувь и звездчатая рубашка не помешали Пибоди и Макнабу уставиться на экран взглядами профессионалов.
К тому моменту, когда они закончили свой завтрак и выпили Евин кофе, она успела познакомить их со своей текущей версией и отослать Макнаба в компьютерную лабораторию Рорка.
– Он прямо как ребенок в кондитерской лавке: спит и видит, как бы поработать у Рорка в лаборатории, – сказала Пибоди. – Они обязательно что-то найдут, если будет, что искать.
– Она умна и, можно сказать, задумывала все это с самого начала. Зачем посылать кому-то электронное письмо, если у адресата нет способа ответить?
– Чтобы заявить: «Вот она я». – Пибоди раскинула руки. – Только и всего. «Знай, я здесь! Подтверждение о получении излишне, мы же друзья!» Я так это воспринимаю.
– Неплохо!
– Это еще не все. У тебя нет сестер, поэтому ты, возможно, не улавливаешь этот тонкий пассивно-агрессивный напор. А я уловила это уже несколько раз. Что-то в таком роде: тебя сдерживают правила, система, поэтому тебе не довести дела до конца. Ты, дескать, миришься с чужим неуважением. Возможно, тебе приходится с этим мириться. Проклятые правила!
– Где она об этом пишет?
– Это подразумевается, – сказала Пибоди. – Например, здесь, – она просмотрела письма и нашла искомое.
«Не знаю, как вы допускаете вопиющее неуважение к вам. Я бы такого ни за что не снесла».
– Читается это так: зачем вы терпите? Вы должны защищаться. Раз вы этого не делаете, то придется мне.
– Ты читаешь между строк, – похвалила ее Ева.
– Да. Она повторяет это на разные лады. И твердит, как много между вами общего, какая ты сильная, храбрая и умная. Как ты важна.
– Ей хочется это чувствовать, отражать это, – подхватила Ева. Вспомнив свой сон и отражения во сне, она поняла, что тоже была близка к этому пониманию. – Если она коп, то в низком чине. Если во вспомогательной службе, то она профессионал, ее ценят, но ей недостает внимания.
– Или одобрения, – добавила Пибоди. – Ей его очень хочется. Может, она побаивается высовываться?
– Придется снова говорить с Мирой, – сказала Ева и посмотрела на часы. – Если бы она могла заглянуть сюда или я – к ней, прежде чем она приедет в Управление, то мы могли бы дополнить профиль. Начни проверку всех остальных полученных нами имен, Пибоди. Пока что ограничься женщинами.
– Вряд ли они теперь найдут ее в твоей корреспонденции.
– А вдруг она совершила оплошность? Хотя бы одну!
Ева села звонить Мире, но ей помешала входящая почта. Она хотела ее проигнорировать, но спохватилась и проверила адрес отправителя – вдруг он имеет отношение к расследованию?
dle#1@systemwide.com
Она открыла письмо, скопировала его и сказала в домашний коммуникатор:
– Мне пришло письмо. Пересылаю его тебе.
– Вижу, – ответил Рорк. – Отслеживаю.
Она начала молча читать письмо. Пибоди вскочила и тоже стала читать через ее плечо.
«Ева,
у меня не получилось. Это твой и мой провал. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Знаю, ты меня простишь, но мне труднее простить себя. Он должен был умереть, его гадкие глаза должны были погаснуть.
Он должен умереть.
Ты спросишь, зачем такой женщине, как Матильда, этот мерзкий, жестокий человек? Есть слабые женщины, есть такие, которые почти просят о наказании, надругательстве, неуважении. Ее слабость спасла ему жизнь. Его спас мой просчет.
Знаю, ты видишь в нем что-то хорошее. Наверное, это сострадание. Или слабость? Не желаю таких мыслей. Неужели это твоя слабость, недостаток человека, которого я хочу считать совершенством? Не потому ли ты терпишь неуважение от таких недостойных людей? Не потому ли следуешь правилам, слишком часто защищающим виновных и пренебрегающим невиновными, пострадавшими?
Не хочу в это верить. Хочу верить, что твой бог – правосудие, как и мой. Хочу верить, что ты празднуешь вместе со мной смерть двоих людей, не только причинявших тебе вред, но и допускавших несправедливость и неуязвимость виновных.
