– У фотографа, практически у «портографа» должна быть цепкая память на лица и на детали.
– Будем надеяться. Хотя не слишком, – ответила она.
Ждавший ее полицейский в форме распахнул дверь мастерской, когда Ева, чувствуя себя ящерицей на скале, преодолела последние железные ступеньки.
– Простите, лейтенант, Хастингс только что сообщил, что на улице тоже есть вход.
– Чего уж теперь.
– Он здорово грохнулся, госпожа лейтенант. Это произошло здесь, но мы подняли его в квартиру, чтобы здесь можно было поработать. Санитары со «Скорой» сказали, что с ним ничего страшного, но посоветовали пройти осмотр. Он отказался.
– Шокер?
– Он самый, плюс несильное сотрясение мозга от удара головой. Он не столько ушибся, сколько психует.
– Он всегда такой, – сказала Ева и полезла наверх.
Хастингс сидел на черном диване и пил из стакана неразбавленный виски.
На белых стенах не было его портретов. Наверное, он слишком устал таращиться на лица и не хотел, чтобы они таращились на него. Вместо них он развесил черно-белые изображения небоскребов, пустых скамеек, фасадов, проулков. При других обстоятельствах эта выставка могла бы показаться Еве привлекательной. Но при других обстоятельствах судьба не подарила бы ей живого свидетеля.
Или даже двоих: рядом с Хастингсом на диване примостилась длинноногая блондинка со сверкающими волосами длиной в добрую милю. Белый плюшевый халат был ей так велик, что возникало впечатление, что ее проглотил белый медведь.
Она пила бренди из огромного стакана.
Хастингс уставился на Еву маленькими глазками грязного цвета.
– Паршивые фараоны! – Он сделал большой глоток. – Что за проклятый у вас город? Стоит человеку устроиться поработать вечером дома, на него обязательно нападут!
– Что-то меня с некоторых пор не тянет в ваш дом. Кто вы такая? – обратилась она к блондинке.
– Матильда Зеблер. Я все видела.
Ева сделала паузу и приподняла брови.
– Заработались, Хастингс?
– Вам-то что? Когда хочу, тогда и работаю.
Что за ерунда? Убийца слишком осторожен, чтобы напасть на Хастингса в присутствии модели.
– Без ассистента, стилиста, мастера макияжа?
– Я обрабатывал изображения! Этим я всегда занимаюсь один.
– Но вы были не один.
К удивлению Евы, он по-девичьи зарделся.
– Я был в студии один, когда этот урод позвонил в дверь и набросился на меня. Надо было сразу спустить его с лестницы.
– Дирк! – Матильда погладила его по руке так нежно, что Ева поняла, что она пришла сюда не работать. – Врачи строго запретили тебе волноваться. У тебя и так нервы на взводе. Помни про давление.
Вместо того чтобы на нее наорать, Хастингс уставился в свой стакан с виски.
– Притащили с собой муженька? – сварливо обратился он к Еве. – А где крепышка с квадратным лицом? У нее еще была занятная прическа.
– Пибоди? Она сейчас будет. Мой муж – наш эксперт-консультант, он штатский. Начнем сначала, Хастингс.
– Не знаю, зачем вас вызвали. Знаете, как у меня сердце колотится?
– Я сама решаю, как мне работать. Вернемся к началу.
– Говорю же: я работал. – Он помассировал свой сияющий лысый череп, словно приводя в порядок мысли. – И тут звонит этот урод. Никто давно не лазает по этой лестнице, тем более никто в здравом уме не сделал бы этого в темноте. Ваш сраный город заставляет меня сохранять ее на случай пожара, что ли. Урод звонит и звонит. Ну, думаю, тут дело жизни и смерти, придется открыть.
Матильда прыснула в свой бокал и похлопала его по колену.
– Посылка, говорит. Какая еще, к чертям, посылка?! Все. Потом гляжу – Матильда уже наклоняется ко мне с кухонным ножом в одной руке, а другой хлещет меня по щекам. Потом санитары набежали, потом копы – столько суеты из-за одного меня!
Ева скосила глаза на Матильду.
– Мне надо было спуститься сюда безоружной? Я слышала, как он сбежал – загрохотал по ступенькам. Не оставлять же Дирка одного: вдруг тот урод вернется?
Я вызываю полицию, хватаю нож и дую вниз, сюда. Ну, и давай охаживать ему физиономию. – Она пихнула Хастингса локтем в живот. – Проверила ему пульс. В жизни мне не было так страшно: Дирк лежит, а над ним этот маньяк! Я швырнула в него бутылку «Пино нуар» – как раз с ней выглянула.
Вот откуда перед дверью в мастерскую разбитая бутылка и винная лужа, подумала Ева.
– Думаю, он хотел и меня оглушить. Когда я кидала бутылку, он как раз поднял шокер.
Дирк взял ее за руку. Его вечно сварливое лицо сейчас было перекошено от страха.
– Мне ты этого не рассказывала. Вот ужас, Матильда!
– Не тебе, полицейскому. Ты как раз орал на санитаров и на меня, чтобы оделась. Я была почти неодета, – радостно объяснила Матильда.
– Вы оба видели этого человека?
– Что за дурацкий вопрос? Мы не слепые, – пробурчал Хастингс. – Этот кретин сбирался меня обчистить, но ему пришлось уносить ноги. Это все. Теперь проваливайте!
– Дирк!
Укоризненный тон Матильды заставил его нехотя вздохнуть.
– Спасибо, что заглянули. Все, уезжайте. – Он улыбнулся, Матильда хихикнула.
– Матильда, я попрошу вас перейти в другую комнату с Рорком и описать ему человека, которого вы видели.
– Почему она должна уйти с ним? – взвился Хастингс.
– Потому что вы останетесь здесь и опишете человека, которого видели. Так вы не помешаете друг другу вспоминать. Станете спорить – займемся тем же самым в Управлении полиции. Помните?
– Я пострадал, а вы еще смеете мне угрожать? – Гнев у него вспыхивал с четверти оборота. Он вскочил.
– Дирк! – произнесла Матильда тоном, напомнившим Еве тренера по выносливости в полицейской академии.
Он еще побурлил, как вулкан перед извержением, пошипел и снова сел.
– Вырубили-то меня, – пробурчал он.
– А она пытается выяснить, кто это сделал и почему, – урезонила его Матильда.
– Кто, кто. Какой-то подонок, жалкий слизняк, возомнивший себя грабителем. Толку-то от ее выяснений.
– Если бы я считала это попыткой вооруженного ограбления, то разве приехала бы сюда? Я расследую убийства.
– Тут есть трупы? – Хастингс опять вскочил с вытаращенными глазами, но в этот раз снова сел уже без уговоров и покровительственно приобнял Матильду. – Думаете, меня хотели убить? За что?
– Сколько наберется людей, в которых вы что-то швыряли, кому грозили спустить шкуру, сварить в кислоте, вышвырнуть из окна? Хотя бы за время после нашей прошлой встречи?
