Книга Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод, страница 108. Автор книги Наталья Павлищева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод»

Cтраница 108

Сама Москва игумену совсем не понравилась. И дело не в грязи и неустройстве, которого он терпеть не мог, такого всегда хватало. Игумен крутил головой, с ужасом обозревая непогребённые человеческие останки. Испуганно перекрестился:

— Свят, свят!

Даже лошадь, никогда не видевшая разом столько мертвецов, валявшихся вокруг, фыркала и шарахалась от каждого тела.

На дворе у собора Филипп сразу спросил:

— В Москве мор?

— Какой?! — вскинулся на него служка, вышедший встречать соловецкого игумена.

— Ну... — чуть растерялся Филипп, — трупы под заборами лежат.

— А, — почему-то понизил голос служка, — эти? Не, это просто запрещено их хоронить...

— Кем запрещено?

Служка пробормотал в ответ что-то невразумительное и поспешил исчезнуть с глаз долой от дотошного игумена, не ровен час придётся сказать, что противное опричнине, окажешься у Малюты Скуратова на дознании...

Долго не мог заснуть в первую ночь в Москве Колычев. Многое услышал от протопопа Власия, тот устал перечислять загубленных опричниками. Хотелось одного — поскорее уехать обратно в свою обитель и забыть увиденное и услышанное, как ночной кошмар. Временами игумену казалось, что стоит ущипнуть себя за руку, и проснёшься, всё вернётся на круги своя... Украдкой даже щипал, не помогало, кошмар прекращаться не желал. Вокруг была всё та же Москва с её нынешним ужасом — опричниной.

Наконец к утру Филипп принялся размышлять о том, к чему он сам зван под государевы очи. Небось отправит в какой ближний монастырь? Или предложит превратить его собственный в тюрьму для неугодных? Решил отказаться, не его то дело. Пусть уж Григорий Лукьянович пытает и казнит, а архиепископ Пимен всё освящает. С него самого хватит дальних Соловков.

На утренней молитве в соборе Власий тревожно заглянул в лицо соловецкому игумену:

— Да ты спал ли, святой отец? Замученный больно...

Филипп мрачно отмахнулся:

— Благодарствую...

Он раздумывал, как теперь быть. Приехал, так надо под царские очи являться. Но только вчера у государя побывали земские. Их Собор закончился в день святого Зосимы 2 июля. Земские челобитчики поднесли государю грамоту с нижайшей просьбой убрать с их шеи опричников, которые чинят обиды, бьют, режут, давят и под конец убивают невинных людей. Царь не только не стал разбираться в этой жалобе, но и приказал взять под стражу самих просителей!

А архиепископ Пимен, который во главе русской церкви, пока нет митрополита, не заступился! Что же это за пастырь, если людей за одно только слово просьбы в узилище отправляют, а он молчит?! Почему же молчат остальные святители? Что с самой церковью?! Где голоса заступников людских перед государем?

Вопросы... вопросы... вопросы...

На них не мог ответить благовещенский священник, сам не знал. Святители каждый о своём пекутся, слова сказать боятся против царя. Неужто не найдётся, кому глаза Ива1гу Васильевичу на его опричников открыть? Неужто царь сам не ведает, что его подручные творят? Но если и ведает, то попустительствует. Дело святителей укорить его в том.

Власий сокрушённо качал головой: и рта открыть не успеешь. Филипп ужасался:

— Да ведь не волен государь над святителями. Не его право карать монахов, они во власти Собора и подобных себе.

— А подобные кто? Митрополита нет, всем Пимен заправляет, а он царёв пособник. Только что сам не записался рядом со Скуратовым у дыбы стоять! Да вон ещё чудовский Левкий... Тоже хорош больно.

О Левкии Филипп уже был не единожды наслышан. В сторону чудовского игумена впору плеваться, он давным-давно главный пособник в царских непотребствах и разгул ах. Филипп с трудом остановил сам себя — негоже осуждать всех и вся, это тоже не по-божески...

С утра солнышко, птицы поют, в воздухе благодать разлита. Но это людей мало радует. Москва притихла, уже многие знали, что под стражей, а то и в Пыточной, лучшие бояре, которые от имени Земского собора просили государя удалить опричников. Если бояре да дворяне в узилище, значит, грядут новые казни, снова польются реки крови. Купцы, что вели мелкий торг на Поганой луже, вздыхали: собирай товар, ищи новое место. Под плахи и виселицы народ калачи покупать не пойдёт.

На Благовещенское подворье примчался гонец — государь повелел соловецкому игумену на следующий день быть к нему на трапезу! Гонец кланялся нижайше, видно, чуя особое благоволение государя к Филиппу, к руке за благословением едва не подполз. Весть о царском приглашении по Благовещенскому подворью разнеслась быстрее ветра, да и не только по нему. К руке нового государева милостника тут же поспешили многие. Филипп морщился: ну чего раболепствуют?

В тяжёлых разговорах и раздумьях прошёл и этот день. Перестав наконец радоваться своей придумке, Власий с толком рассказал о событиях двух лет. Филипп ужасался всё больше и больше. Почему же не смог защитить свою паству митрополит Афанасий? Почему не образумил государя в самом начале опричнины, отдал на поругание стольких достойных людей? Почему позволил литься рекам крови?

Вспоминал Афанасия и всё больше понимал, что, давно приученный выслушивать ужасы на исповеди, бывший царский духовник потому и стал митрополитом, что государь надеялся на его послушание и впредь. Не смог сопротивляться достойно, потому и митрополию покинул без соборной на то воли. А уж про Германа Полева и думать нечего, тот государя как огня боялся. Филипп даже представил, как Герман своим тихим мягким голосом пытается увещевать грозного царя, усовестить. Иван Васильевич небось и посохом его бивал? Или швырял чем, чтоб замолк и не мешал. Говорят, всего два дня и побыл митрополитом.

А он? Что, если прав Власий в своих ожиданиях? Если и ему предложат? Филипп долго смотрел на яркую звезду в темном небе, пока ту не закрыло набежавшее маленькое облачко, и пытался понять самого себя. Нет, ему не нужна митрополия! Молчать не сможет, а быть изгнанному, как Герман, совсем не хочется. Горячая молитва, вознесённая к Господу, на время успокоила, но мысли не ушли. За много лет отвыкший размышлять о людской мерзости, ведь разлада в своей обители не терпел, Филипп тяжело переживал этот разлад в душе. Он не мог спокойно слышать о пролитой крови людской, но и не желал вмешиваться в московские дела.

Глядя на огонёк лампадки у иконы, игумен снова и снова возносил мольбу к Господу, прося наставить на путь истинный, прося дать знак, как быть ему, слабому, в душе уже понимая, что не избежит столкновения ни с государем, ни с Пименом. Не сможет молча взирать на кровавый кошмар, что творится на Руси, даром что долго и покойно жил в своей обители.

Долго ворочался без сна и Власий. Он много наслышан о Соловецком игумене, да и сам не раз с ним встречался. Нрав у Филиппа твёрдый и требовательный. Благочинен он, умён, начитан, духовная сила с первого взгляда любому видна. Протопоп даже усмехнулся: если десяток игуменов будут стоять рядом, паства за благословением первым к Филиппу подойдёт. Он и есть первый даже среди равных.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация