— Вообще-то на даче я за вами следил, — благодушно вклинился Федор.
— Ты? — разом повернулись к нему Маша с Никитой и вновь оказались словно по одну сторону барьера.
— Ага, — кивнул Федька. — Ты о кладе рассказала и пропала куда-то. А я как раз к старикам в гости заехал, посидели с батей, пивка выпили, я ему и выложил, а он заволновался.
— А чего это он заволновался и почему ты всем подряд о моем кладе рассказываешь? — надулась Маша. Ее за болтовню ругают, а сами?
— Не всем подряд, а бате, а он у меня кремень. Если бы не он, неизвестно, где бы сейчас твой дружок отдыхал — у тебя на диване или в реанимации.
— Это еще почему? — нахмурился Никита.
— Потому что если бы не батя, я бы за Маней присматривать не стал. Батя у меня мент. — Федор откупорил следующую бутылку пива. — Эх, жаль, теплое. Мань, сгоняй в холодильник, может, там уже остыло?
Маша молча помчалась к холодильнику, понимая, что это кратчайший путь к истине.
— Вот. Говори, что дальше было, — протягивая Федору бутылку, потребовала она.
— Я бате сперва рассказал о кладе, а потом о письмах Кирилина упомянул, и вот тут он заволновался. Ты говорит, представляешь, с кем твоя Машка связалась? Да за этим Кирилиным два нераскрытых убийства! И все из-за клада! Одно в 1955-м, другое в 1975-м. Глаз с нее не спускай, а лучше уговори, чтобы бросила. Наивный человек — попробуй тебя уговори.
— Что значит два убийства? — резко вскочил Никита, но тут же скривился и как-то неуверенно опустился на подушку.
— Что значит попробуй уговори? — вычленила из всего монолога Маша.
— То и значит, что ты упрямее барана, — ни капли не смущаясь, пояснил Федор и без перехода продолжил: — В 1955 году Дмитрий Кирилин проходил подозреваемым в деле об убийстве сотрудницы Госархива. Улик и фактов не хватило, дело осталось нераскрытым. А в 1975-м он же был главным подозреваемым в деле об убийстве следователя, который вел дело 1955 года. Но двадцать лет спустя тоже не хватило доказательств.
— Что за чушь! Мой дед никого не убивал, он честнейший и порядочный человек! Может, излишне инфантильный, безответственный, но точно не убийца, — горячо вступился Никита.
— Да уж, Федь, ты что-то перепутал, наверное. Я читала дневники и письма Дмитрия Кирилина, этот человек не мог убить. — Слова Маши прозвучали твердо, но потом вдруг она вспомнила о бегстве с контрабандистами и скитаниях по Европе. И добавила уже менее уверенно: — Наверное, не мог.
Размазня на такие отчаянные поступки не решился бы. Зато авантюрист, каким был Кирилин, вполне в состоянии был убить человека.
— Не мог! Я знаю своего деда, — горячо поддержал Машу Никита.
— Но следователя с архивариусом кто-то все же пришил.
— Может, кто-то и пришил, но мой дед ни при чем, — продолжал отстаивать честь семьи Никита.
— Да ты пойми, батя сам расследовал убийство в 1975-м и совершенно точно уверен, что это твой дед. А твоя бабка ему, между прочим, алиби обеспечила, и не исключено, что липовое, — повернулся к Маше Федор. — Только, Маня, без обид. Дела давно минувших дней, мне это вообще все до лампочки, я просто тебя хотел защитить.
Тот факт, что бабушка составила Мите алиби, в Машиных глазах говорил скорее о его виновности. Как далеко бабушка была готова зайти ради этого человека? Уму непостижимо!
— Я не верю ни единому слову, — стоял на своем Никита. — И с чего вы решили, что алиби было фиктивным? И вообще, какие доказательства? На каком основании ты бросаешься такими заявлениями? — Никита все больше горячился и бледнел на глазах.
— Понятия не имею, — пожал плечами Федор. — Говорю же, мне до лампочки, я Маню прикрывал. О, хотите, я сюда батю приведу? Побеседуете, он вам все расскажет. Он, Маня, давно рвался сам с тобой поговорить, да я не пускал. Может, стоит?
— Думаешь, я побоюсь встречи? — смерил Федора гневным взглядом Никита. — Вези. Я даже настаиваю на этом! Это ж надо было так не вовремя в койку свалиться, — все больше злился он из-за своей беспомощности.
— Ладушки, я поехал. А ты, Маня, подкорми своего гостя, ему силы понадобятся, — подмигнул Федор бледному, с каплями испарины на лбу Никите. — И успокоительное вколи. Не помешает.
— Что это за тип? Ты откуда его знаешь?
— Друг детства, — усаживаясь в кресло, проговорила Маша.
— Он что, вышибалой в придорожной забегаловке работает? С такой мордой он еще будет порядочных людей оскорблять! — метался на диване Никита.
— Федор не вышибала, он владелец тату-салона, добрый и порядочный человек, только выглядит неформально. А с твоим дедом, возможно, ошибка вышла. И вообще, Федька тебе жизнь спас, а ты бесишься.
— Жизнь спас? — еще больше вдруг рассердился Никита. — А кто меня подставил? Кто растрепал о сокровищах и письмах? Это же какой надо быть пустоголовой болтушкой, чтобы о таких вещах всем подряд рассказывать!
Он так увлекся этой обличительной речью, что даже не заметил, как что-то изменилось в атмосфере комнаты.
— Пустоголовая болтушка? — Маша стояла над ним, сверкая глазами. В руках у нее был шприц.
— Ты чего? — меняясь на глазах, испуганно спросил Никита. Ему вдруг померещилось, что Маша готовится вогнать ему смертельную дозу какой-то заразы. — Маша, ты чего задумала?!
— Успокоительное тебе вколоть, как Федька советовал, чтобы ты обороты сбавил. Я тут за ним ухаживаю, изображаю из себя сестру милосердия, мои друзья ему жизнь спасают, а он еще недоволен! Я что, заставляла тебя связываться со мной? Это была моя идея? Я брала на себя какие-то обязательства? Я чем-то тебе обязана? Ты мой начальник? — строчила Маша, и ее лицо было одухотворенным в этот момент, решительным и даже диковато прекрасным, и глаза ярко сияли, и чувствовалась в ней невероятная внутренняя сила, и гордость, и независимость, и еще что-то, чего не сформулируешь. И Никите вдруг вспомнились дача и дрессировщик дельфинов, и даже стало понятно, отчего он едва в драку из-за нее не ввязался.
— Ты знаешь, что ты очень красивая, особенно когда сердишься? — ни с того ни с сего спросил он, и Маша замолчала на полуслове.
— Что я?
— Очень красивая, когда сердишься, — повторил Никита, а потом попросил робко: — Положи, пожалуйста, шприц на место, а то мне вдруг страшно стало.
Она послушно положила. Вероятно, от растерянности. Зачем он это сказал? Чтобы сбить ее с толку?
Теперь Маша выглядела не грозно, а забавно. На ее лице была написана полнейшая растерянность.
— Может, нам правда стоит поужинать до прихода гостей? — как мог ласково спросил Никита. — Я бы тебе помог, но…
Маша внимательно взглянула ему в глаза. Издевается он, что ли? Да нет, вроде смотрит серьезно, никакой ухмылки.
— Ладно, что-нибудь приготовлю, — буркнула она, все еще не зная, как реагировать.
