– Он факир. Колдун, – сдавленно проговорил индус. – Он каждый день общается с Шивой и может творить чудеса.
Полицейские прошли по улице, пристально рассматривая брусчатку перед музеем, и, не заметив ничего подозрительного, свернули за угол и скрылись из виду. Проводив синие мундиры глазами, полными растерянности, коллекционер скользнул взглядом по округе, и вдруг внутри у него все похолодело – он снова увидел оборванца. Липкий пот в секунду покрыл все тело, в висках застучали стальные молоты. В это невозможно было поверить, но индус сидел так же спокойно, как и прежде, уложив ступни на бедра и глядя в пространство перед собой. Если бы такое было возможно, то Эмиль Гиме мог бы поклясться, что садху не двинулся с места, а просто каким-то образом сделал так, чтобы стать невидимым. Крякнув, коллекционер отошел от окна и уселся за стол, собираясь заняться делами. Но сконцентрироваться на бумагах не получалось. Из головы не шли слова Лаксмана – вы не знаете, с кем связались. Может, и в самом деле нужно выйти на улицу и подарить тали первому встречному, чтобы избавиться от свалившегося на голову кудесника-факира?
Звонок в дверь вывел француза из задумчивости. Ожидая, когда верный Лаксман проведет посетителя по многочисленным коридорам, он нетерпеливо чиркал на чистом листе бумаги вопросительные знаки, обводя их в круги. За дверью кабинета послышался сдавленный кашель пришедшего, и Лаксман, распахнув дверь, доложил:
– Сахиб, вас желает видеть месье Маслов.
В кабинет ворвался невысокий приземистый офицер в форме русской армии и с порога заговорил:
– Господин Гиме, позвольте представиться. Штабс-капитан Вадим Маслов. Не имею чести знать вас лично, но мне о вас много рассказывала одна моя знакомая, мадам МакЛеод, больше известная под сценическим псевдонимом Мата Хари. Сегодня я узнал, что она продала вам свое украшение, витой шнур с золотым медальоном, на котором выбит ее псевдоним. Поймите меня правильно, завтра утром я уезжаю на фронт, и мне просто необходимо получить эту вещь.
– Вы хотите выкупить тали мадам МакЛеод? – не веря в счастливое стечение обстоятельств, вскинул бровь коллекционер.
– Предположим, – уклончиво откликнулся капитан. – Сколько вы за него хотите?
– Мадам МакЛеод запросила с меня за этот раритет изрядную сумму, но вы военный и идете на верную смерть, так что я не вправе требовать с вас те же деньги. И потом, ваш порыв так романтичен! У меня просто не поднимется рука взять с вас много. Сколько вы сами готовы заплатить?
– Денег у меня почти нет, франков сорок, не больше, но я готов отдать все, что у меня есть. Золотой портсигар с гравировкой, серебряные часы фирмы Буре с репетитом…
– Ну что вы, капитан, таких жертв от вас не потребуется, – коллекционер сделал останавливающий жест узкой ладонью. – Сорока франков будет вполне достаточно.
– Как вам угодно, – сухо поклонился русский.
– Вот и договорились, – потирая руки, поднялся из кресла Эмиль Гиме. – Обождите минуту, я принесу вашу вещь.
Француз торопливо вышел из кабинета и сразу же вернулся, неся в руке обещанное украшение. Теперь тали покоилось в черном футляре, выстланном бархатом. Медальон с гравировкой ярко сверкал в переливах хрустальной люстры. Вынув портмоне, Маслов вытащил все имеющиеся деньги, оставив лишь мелочь, и передал коллекционеру в обмен на футляр.
Когда за посетителем захлопнулась дверь, Эмиль Гиме приблизился к окну и в ожидании замер. Стоя за занавеской, он наблюдал, как из дверей музея вышел русский офицер и, не оглядываясь, устремился вниз по улице. Оборванец не двигался с места, и старый слуга, наблюдавший из-за плеча хозяина за тем, что происходит на улице, издал протяжный разочарованный стон. Однако стоило покупателю сакрального шнура пройти половину улицы, как садху одним неуловимым движением поднялся на ноги и неторопливо двинулся следом за военным.
Капитан Маслов прошел всю улицу Иены, приблизился к стоянке таксомоторов, арендовал машину и помчался к дому Иды Рубинштейн. После невероятного успеха «Клеопатры» танцовщица не собиралась возвращаться в Россию – Париж стал ее настоящим домом. Ее огромный особняк с большим садом в самом центре Парижа вызывал восхищение у всех, кто проходил мимо его узорных кованых ворот. Наемная машина остановилась перед забором, и капитан, отсчитав шоферу плату за проезд, ринулся к воротам и принялся барабанить гулким молотком по медной тарелке, подвешенной на цепь. Стоя у забора, военный с напряжением смотрел, как перепуганная привратница со всех ног бежит по дорожке сада, торопясь открыть шумному гостю. Как только запыхавшаяся женщина приблизилась к воротам, штабс-капитан требовательно заговорил:
– Мадам, прошу вас, быстрее! Проводите меня к мадам Рубинштейн!
– Мадам не принимает, – растерянно залопотала испуганная женщина, часто-часто моргая белесыми ресницами.
– Меня примет! Я штабс-капитан Маслов по очень срочному делу! Скажите, что завтра я отправляюсь на фронт и пришел с ней проститься. Ну же, не стойте! Ведите меня к Иде Львовне!
Сбитая с толку натиском пришедшего, прислуга впустила гостя в сад и повела к дому. Маслов не смотрел по сторонам, но все равно видел, что и дом, и сад поистине великолепны. Повсюду экзотическая роскошь, как во дворце какого-нибудь восточного владыки. И, несомненно, в интерьерах чувствовалась рука Леона Бакста. Вход в гостиную оказался обрамлен тяжелым занавесом с золотыми кистями, стены задрапированы восточными тканями, везде японские статуэтки, африканские маски и древнегреческие бюсты. Откинув полу занавеса, у которого его покинула прислуга, офицер замер от внезапно охватившей его робости. Ида стала еще великолепнее, чем помнил ее Маслов. Она возлежала на оттоманке в позе эффектной и соблазнительной, и складки ее шелкового платья цвета фуксии ниспадали на пол пышными фалдами.
– Ида, Ида Львовна, – сделав шаг вперед, смущенно забормотал влюбленный. – Вы стали еще прекраснее с того дня, когда я вынужден был оставить вас по вашей же просьбе.
– Полно, Вадим, подойдите! – вальяжно потянулась хозяйка. – Рада вас видеть.
«И в самом деле, пантера», – восторженно пронеслось в голове у юноши. Офицер приблизился к предмету своего обожания и опустился на колени, дрожащими руками вынимая из кармана черный футляр. Раскрыл его, говоря:
– Вот, богиня, это вам…
Женщина прищурилась, разглядывая украшение, точно диковинную зверюшку, и удивленно выдохнула:
– Что это?
– Это то, что даст вам, Ида Львовна, возможность возвыситься над другими и танцевать так, как никто никогда не танцевал. Эта вещь принадлежала Мате Хари, теперь она ваша. Вы же хотели танцевать лучше всех?
– Милый мой Маслов, вы так ничего и не поняли, – звонко расхохоталась актриса. – В отличие от мадам МакЛеод я меньше всего хочу над кем-то возвышаться, я просто люблю танцевать. А лучше всех или хуже – это уж не мне судить. Поверьте, Вадим, мне не нужна слава. Когда я умру, клянусь, завещаю, чтобы на могильном камне были выбиты всего лишь две буквы – «I.R.». Мне не нужны пышные памятники и усыпальницы в мою честь. Я живу здесь и сейчас, живу так, как хочу. Хочу танцевать – и танцую. Хочу стать парижанкой – и буду ею. Кстати, как вам мой сад? Вы видели выложенные голубой мозаикой тропинки и фантастические цветники, в которых гуляют павлины?
