А что касается дружбы, то тут снова Марианна Степановна была права, без конца повторяя, что лучшая подружка – это подушка. Никому, мол, доверять нельзя. Как бы ни был с тобой честен и порядочен твой друг, всегда надо помнить, что это не навсегда, рано или поздно он все равно тебя предаст.
Не подтверждение ли ее словам бесславный конец Ксюшиной дружбы со школьной подругой? Кто бы мог ожидать, что та переспит с Ксюшиным парнем, и всего-то из любопытства, а не чувств горячих ради.
Что же получается-то? Что?! Марианна всегда и во всем была права, так, что ли?
Получается, что так. Она пыталась всех учить, а многим это не нравилось. Она иногда напоминала зарвавшимся и забывчивым о помощи, которую когда-то им оказала, а они считали это упреком.
Закончив корректировать собственную несостоявшуюся счастливую жизнь, она стала циничной, но ведь совсем не бессердечной. И ей, так же как и многим другим, нелегко было выживать в этом мире. Он так же был беспощаден к ней, как и ко всем прочим. Сил, может, у нее было побольше, выдержка посильнее, а в остальном-то…
– Все, как у всех, – прошептала Ксюша с необъяснимой горечью и тут же спросила у себя, спохватившись: – Тебе ее жалко, дурочка?.. Тебе ее жалко…
И в самом деле, ей, оказывается, было жалко Марианну.
Особенно теперь, когда не стало ее дочери.
Когда ее любимый мужчина после того, как решил ее бросить, был арестован по подозрению в убийстве. Когда близкая подруга, как на новогоднем маскараде, меняла на своей упитанной физиономии маску за маской. То скорбными складками опустятся уголки ее глаз и губ, а то деловитостью и властью обжигает всех вокруг ее взгляд.
И когда ее заместитель – тот самый рохля-заместитель, – не способный самостоятельно принять ни единого решения и нещадно потеющий всякий раз, когда надо было встречаться с клиентами, вдруг зауважал себя и начал покрикивать на подчиненных.
– Эх, Марианна Степановна, Марианна Степановна, могла ли ты предположить, что все так здесь без тебя будет?
– С кем разговариваем?
Дверь приемной без особых церемоний была отброшена к стене, чего никогда бы не случилось при Марианне Степановне, и в приемную ввалилась Валечка Сметанина.
– Ни с кем.
Ксюша качнула головой, незаметно задвинула ящик стола, в который прятала общую фотографию новогодней вечеринки, где Марианна в костюме Снежной королевы раздавала своим подчиненным подарки.
– А-а, я уж думала, тут привидение поселилось! – Валечка одернула вызывающе короткую кофточку, открывающую совершенный пупок и поясницу с татуировкой.
– Чье? – Ксюша деловито защелкала по клавиатуре, хотя работы ей никто пока не давал. – Чье привидение?
– Как чье? – Валечка глянула на нее как на дурочку, обернувшись от зеркала, в котором рассматривала карандашный контур своих губ. – Либо змеищи, либо дочки ее!
– Ты о чем, Валентина? О каком привидении? Никто Волину не видел мертвой. – Ксюша поморщилась. – Чего городишь, не пойму!
– Думаешь, это она дочку убила, а теперь скрывается? – хмыкнула Валечка, подергала кофточку на плечах, поднимая ее еще выше поясницы. – Я сначала тоже так думала. А теперь…
– А теперь что? – рассеянно переспросила Ксюша.
Новостям из курилки она не верила уже неделю. Болтали все подряд, а правды в том не было ни на грош. Она ведь только что с допроса, который Дмитриев именовал беседой. Так он даже не намекнул, что им что-то известно. Озадачен так же, если не сильнее, чем в первый день исчезновения Марианны.
– А теперь даже не знаю, что и думать, – откликнулась Сметанина, взбивая волосы.
– А ты не думай, и станет проще, – посоветовала Ксюша, больше всего желая теперь, чтобы Валечка как можно скорее ушла.
– Не будешь тут думать, как же! – фыркнула та и, отпрыгнув от зеркала, без разрешения взгромоздилась на край Ксюшиного стола. – Ты что, последних новостей не слыхала?
– Которых? – насторожилась Ксюша.
– Прикидываешься?
– Нет. А что снова случилось? – Тут вот она забеспокоилась, хотя и старательно оберегала себя от офисных сплетен.
– Так Суркова машина сбила! Ты че, совсем, да?! – Валечка схватила с конфетницы грильяж в тонкой шуршащей обертке и покрутила им у виска. – Трахалась с ним, трахалась, а теперь совершенно не в теме, да?
– К-какого Суркова? – спросила Ксюша по инерции, совершенно не разобравшись, не поняв, не осмыслив, о чем болтает местная сплетница Валечка Сметанина.
– Какого Суркова! Молодец, как же! Ничего не скажешь… – Она вдруг прищурилась с подозрением, завалившись на бок на столе и почти улегшись к Ксюше на клавиатуру. – Слушай!.. А может, это ты всех того, а?! Я тут тебе секреты раскрываю, а она!..
Валечка внезапно посерьезнела, спрыгнула со стола, одернула коротенькую кофточку, которую одергивай не одергивай – толку никакого, и пошла твердым шагом к выходу из приемной.
– Валя! Валя, подожди! – переполошилась Ксюша. Она начинала понемногу осознавать, что что-то не так, что снова случилось что-то ужасное, и на этот раз с тем, кто не так давно был ей достаточно близок. – Что с Сашей?! Ты ведь про Суркова только что говорила?!
– Говорила, – кивнула Сметанина, притормаживая у двери. – Что с того? Ты дурака включаешь и знать ничего не желаешь. А Сашку-то наверняка убили.
– Этого не может быть! – Ксюша нервно дернула губами, пытаясь улыбнуться. – Ты злая, Валька! И ты все врешь!
– Это ты все и всем врешь, дура! – внезапно разозлилась до того момента вежливая Валечка. – Сама спала с Сурковым, а Марианне врала, что у тебя нет никого! Сама ненавидела ее и тут же улыбалась. Спала с Сурковым, а по Лозовскому слюни пускала. Скажи, что это неправда, Ксюша, скажи!
– А… А кто по нему слюни не пускал, Валь? Кто? Ткни в того пальцем, и я не поверю. Он хороший был, Ярик-то.
– А почему был? – вдруг не на шутку перепугалась Валечка. – Ты что же, и его задумала похоронить?
– А я никого не хоронила, – возразила Ксюша со слабым протестом.
Валечка вернулась снова к секретарскому столу. Постояла, уперев кулаки в голые бока, потом, изящно взмахнув рукой, ткнула пальцем Ксюше в грудь и прошипела:
– Если хочешь знать, то я во всем этом вижу твое участие.
– То есть? – опешила Ксюша. – Поясни.
– И поясню! – затарахтела Сметанина без остановки. – Я думаю, это ты убила Марианну Волину и ее дочь. Очень умело подставила дурачка Лозовского. Ты умная, хитрая! Ты сразу поняла, что он – интеллигент в маминой кофте…
– Почему в маминой? – перебила ее Ксюша, сжимая виски руками.
Ей не так страшно было все это слышать теперь от Валечки, как страшно было в ее словах находить подтверждение тому, о чем она все эти дни думала.
