Нарочно, что ли, а? Может, это приблуды снова какую игру самодеятельную с утра затеяли? Знают, как народу плохо, вот и куражатся.
Женский ор все нарастал. Понять, кому принадлежит этот голос, было невозможно, ничего похожего он никогда не слышал.
– Да кто же так орет-то, а??? – Антон сдавил виски, закачался на кровати. – Эй, чего вы там, а!!!
Оглушительный топот за дверью вдруг стих, круглая массивная ручка со скалящейся львиной мордой начала медленно поворачиваться, и через мгновение дверь приотворилась.
На Антона глянула пара испуганных глаз, которые он даже признал не сразу.
– Сашка, ты, что ли? – понял он через мгновение. – Чего ты там топаешь?
– Это не я топаю, – возразила она.
И говорила она каким-то странным незнакомым голосом, и губы ее при этом корчились и подрагивали.
– А кто?
Он начал растирать себе лицо ладонями, чтобы не мерещилось непонятно что про близкую подругу. Допился, называется!
– Это все топают, – выдал Сашкин рот, на который он смотрел не отрываясь, он снова начал странно ежиться. – Все топают, Тоша!
– А визжит кто? – Антон похлопал ладонью по краю кровати рядом с собой. – Иди ко мне, маленький. Мне так худо!!!
– Представляю, – закивала Сашка. – Мне тоже!
– Так ты же не пила вчера, – начал он припоминать. – Слушай, а ты же не собиралась ночевать, хотела домой уехать. Осталась или вернулась?
– Сначала вернулась, потом осталась.
Он вдруг почувствовал, что Сашкины плечи подрагивают.
– Слушай, а кто визжит-то? – визжали до сих пор, но уже с чуть меньшим чувством и напором.
– Ленка Снегирева визжит. – Саша тяжело вздохнула и опустила голову. – Ей тоже худо, Антоша.
– Да?
Сколько он помнил себя и их дружбу, Ленку не могла свалить ни одна выпивка. То ли заговоренной она была. То ли притворялась, что пила, а на самом деле выплескивала выпивку под стол. Но она никогда не страдала похмельем. Чего же сегодня?
– Антоша, а чего штаны расстегнуты? – Сашкина голова медленно повернулась на него, глаза глянули страшно. – Где твой ремень, Антоша?!
– Ты знаешь, не помню. – Он сделал попытку приложить руку к груди, но та, описав в воздухе вялый полукруг, свалилась на колено. – Ремень знатный, дорогой.
– Плетеный, знаю, – кивнула она и вдруг задрожала сильнее.
– Какая ты внимательная, – похвалил он и обнял подругу за плечи. – Рассмотреть успела вчера? Он у меня новый, раньше не надевал.
– Вчера я не смогла бы его рассмотреть, рубаха у тебя была навыпуск, разве нет?
– Точно! – обрадовался он, что хоть это-то помнит. – А где же ты его разглядела, а, колдунья ты наша?
– На Алкиной шее, – вдруг сразу осипла Саша Степанова, съежившись до размера диванной подушки.
– Что на Алкиной шее? – не понял Антон. – Она его вместо бус надела, что ли?
– Не она, а кто-то ей его надел на шею и затянул потом до упора. – Она нацелила на него подрагивающий палец. – Скажи!.. Скажи, Марин, что это не ты!!!
– Что не я?!
Понемногу, сквозь непрекращающийся болезненный скрежет в его голове, сквозь туманную вялость похмелья до него вдруг начало доходить, что все это – и лихорадочный топот, и страшный женский визг, и Сашкино странное состояние, – все это не просто так. Все это…
– Ты хочешь сказать?.. – Его рот тоже вдруг начал выделывать странные гримасы, мешая словам произноситься правильно. – Что мой ремень на ее шее? Он… Ее что, Саня?!
– Ее убили, Антон!
– Нет, не дури! Погоди так говорить! – начал он вдруг вспарывать спертый воздух спальни ребром ладони, как обычно делал на совещаниях, когда призывал сотрудников к вниманию и пониманию. – Давай с тобой все обсудим.
– Обсуждать нечего, Антоша. – Саша поймала его мельтешащую руку, прижала к краю кровати. – Аллу кто-то убил ночью. Задушил твоим ремнем. Новым, кожаным, плетеным, с красивой чеканной пряжкой. Скажи… Скажи, что это сделал не ты!!!
И она заплакала.
– Я?! Аллу?! Да ты что, Сашок! Я ударить-то ее не мог, не то чтобы… Слушай…
Все еще никак не могло пробиться, все еще не настигало его понимание страшного горя, случившегося под крышей этого гостеприимного дома. И он не спешил, если честно. Потому что знал: если осознает и поймет, то не вынесет этого.
Как же потом-то?! Как же без нее?! А без единственной надежды, спасающей его, как потом жить?
Он ведь тайком ото всех вынашивал ее в своей душе. Он точно надеялся и верил, что Алке рано или поздно надоест метаться, надоест смотреть на мир, который она выдумала, широко распахнутыми глазами. И она вернется к нему. Попросит прощения. Запросится домой. Но совсем не так, как она запросилась пару месяцев назад. Тогда все было скорее насмешкой, скорее вызовом, чем решением. Но ведь могло быть и осмысленное повторение, так ведь?
– Ее что… Ее больше нет?! – спросил он, глядя на плачущую Сашу. Дотянулся все же до ее плеча, погладил и снова спросил: – Саш, ее что, больше нет?!
– Ее убили, Антон. Задушили этой ночью. Задушили твоим ремнем.
– Это он, да?! Эта сволочь…
– Он уехал еще вчера вечером, – возразила Саша сквозь слезы. – Я потому и вернулась потом.
– Почему? Он уехал, и стало сразу легче дышать, да? Поэтому?
– Нет, не поэтому. Из-за тебя вернулась. Ты помнишь, из-за чего Сергей уехал?
– Нет, конечно, о чем ты!
Последнее, что он помнил, это была как раз Сашка, пытающаяся привести его в чувство. Потом все – полный провал.
– Не помнишь, как устроили с Аллой шоу? Как начали раздеваться на глазах у всех. Сначала ты всех женщин перебрал, лапая их и залезая им под юбки. Одну Владу обошел вниманием, я не позволила.
– Ты была в джинсах, – напомнил он, выдыхая с горечью.
– Точно… Танцевал ты непотребно, Антон! Со всеми по очереди, постепенно подбираясь к своей бывшей.
– Добрался?
– А то!
– И что было?
– Черт-те что! Вы такое вытворяли с ней! Будто с цепи вас кто спустил. – Саша вытерла глаза и щеки, вздохнула. – Сергею, понятное дело, это не понравилось. Он психанул и сказал, что уезжает. Алла ответила ему в свойственной ей манере – катись ко всем чертям. Он и укатил.
– А что потом было?
– А потом ты потащил ее наверх в ее спальню. – В этом месте Саша отвернулась от него. – А она вдруг стала вырываться. И вот тут случилось самое неприятное.
– И что же?
Рассказ не удивил. То напряжение, в котором он пребывал весь вечер, должно было найти выплеск в чем-то отвратительном. Вот оно и случилось.
