Чиновник из муниципалитета рот разинул от удивления, когда я попросил его зарегистрировать наш брак с Шелли в семь часов вечера прямо на пляже, однако стоило мне положить перед ним толстую пачку наличных, как он мигом успокоился и даже сумел пробормотать что-то насчет того, что северный пляж – просто сказочное место, особенно вечером и ночью, и что он просто обожает соединять браком любящие сердца в необычной обстановке. Правда, парень тоже до сих пор не появился, но как раз его-то я ждал не раньше чем минут через десять-пятнадцать.
После того как я сделал Шелли предложение (наверное, его трудно было назвать по-настоящему романтичным, но я старался, как мог), я спросил, где бы она хотела выйти за меня замуж. «Прямо здесь», – ответила Шелли, показывая себе под ноги. Именно на этом месте я сейчас и находился. Шелли хотела, чтобы вечернее солнце ласкало ей лицо. Чтобы ветерок развевал волосы. Чтобы ее рука лежала в моей руке и морская вода плескалась у наших ног. Похоже, она совершенно искренне верила, что, если мы поженимся здесь, стоя по колено в прозрачной воде Атлантического океана, эта же самая вода со временем вымоет, унесет прочь горечь и боль, оставшиеся в ее душе от первого неудачного брака. Я еще никогда ни на ком не женился и ни с кем не разводился, однако это не означало, что у меня не было своих воспоминаний и своей боли, от которых я был не прочь избавиться. Именно поэтому сейчас я стоял в теплой воде океана и представлял себе Шелли – ее летящие по ветру волосы, лучистые глаза, нежную кожу щек, легкую накидку поверх купальника, изящные босые ноги и ровный загар. И еще улыбку. Улыбку, с которой она шагнет мне навстречу.
Я по привычке бросил взгляд на запястье и поморщился, в очередной раз не обнаружив на месте часов. Вместо них на коже осталась лишь полоска незагорелой кожи. Шелли непременно спросит, что случилось с ее подарком, и мне придется выдумывать какую-то историю, стараясь при этом врать не слишком откровенно и беспардонно.
Из гостей я пригласил на свадьбу только Колина с семьей. Он собирался прибыть на Бимини на своем «Бертраме» – шестидесятифутовой спортивно-рыболовной яхте, которую приводили в движения два форсированных катерпиллеровских движка мощностью свыше тысячи лошадей каждый. «Бертрам» брал на борт довольно значительный запас топлива, что обеспечивало ему запас хода в несколько тысяч миль. Для дальних поездок на юг – до Киз и даже до Кубы – это было самое подходящее судно, причем путешествовать можно было с изрядным комфортом: на яхте имелись три отдельные каюты, кухня и гостиная, не говоря уже о просторных площадках на носу и на корме, где можно было либо спокойно загорать, либо рыбачить, удобно устроившись в специальном кресле. Места на борту было достаточно для всей семьи Колина, и еще осталось бы для нас с Шелли.
Южная часть Флориды была бы поистине райским уголком, если бы не одна серьезная проблема, справиться с которой не мог ни один, даже самый влиятельный политик. На полуостров с завидной регулярностью обрушивались ураганы и тайфуны, а вот дорог для эвакуации населения в случае какого-то природного катаклизма было считаное количество, и их пропускная способность оставляла желать много лучшего. Уже не раз бывало, что эти шоссе – достаточно широкие и современные на первый взгляд – превращались в парковочную площадку, когда миллионы жителей штата разом снимались с мест, убегая от разбушевавшейся стихии. Именно по этой причине Колин и купил яхту, чтобы использовать в качестве спасательного средства на случай, если сухопутным путем спастись не удастся. Пару раз «Бертрам» действительно его выручил, однако со временем приятель убедился, что яхта прекрасно подходит и для прогулочных поездок на острова. «Бертрам» делал сорок узлов, а это означало, что Колин мог выбраться из лабиринта каналов, обогнуть Стилтсвилл и добраться до Бимини всего за час с четвертью.
Но где же все-таки Шелли?..
Я знал, что утром у нее будет обход, а на послеобеденное время запланировано несколько операций. Кроме того, она собиралась пробежаться по магазинам, чтобы прикупить какие-то необходимые мелочи. Встретиться с Колином на причале она обещала в половине пятого. Если прибавить к этому уже упомянутые мною час двадцать… ну хорошо, час тридцать (в отличие от меня, Шелли терпеть не могла опаздывать), то уже в шесть она должна быть на Бимини. А между тем…
Я снова обвел взглядом горизонт. Никаких признаков «Бертрама».
Прошло еще сколько-то времени, и вдали действительно показался силуэт судна, но это была не яхта Колина, и я основательно задумался. Не явиться на собственную свадьбу Шелли могла, только если она вдруг передумала, но в том, что такое возможно, я очень сомневался. Значит, что-то случилось у нее на работе, вот только что?.. Я никак не мог представить себе, что такого могло произойти в больнице, с чем не справились бы коллеги Шелли.
Но ведь и Колин до сих пор не появился, и это было очень и очень странно. Когда я пригласил его на нашу с Шелли свадьбу, он был в полном восторге и буквально прыгал до небес. Пропустить такое событие Колин не мог, и то, что «Бертрам» до сих пор не показался вблизи острова, могло означать только что-то очень, очень серьезное. Возможно, заболел кто-то из его домашних – Маргерит или Мария… За Сэла я волновался меньше: он был крепким парнем, да и Мария не болела почти никогда. Хотя она могла попасть под машину или…
Тут я подумал, что раз в назначенное время ни Колин, ни Шелли не появились, значит, происшедшее, скорее всего, касается их обоих. Какая-то серьезная поломка на «Бертраме» была возможна, но маловероятна, и я сразу отбросил этот вариант. Но что, если Шелли понадобилась моему приятелю, так сказать, в профессиональном качестве? То есть в качестве хирурга-косметолога? Но зачем?! Как я ни старался, я не мог вообразить себе обстоятельств, в которых Колину могла бы потребоваться срочная пластическая операция.
Я простоял в воде еще почти час, весь извелся, но так и не придумал ничего путного. Наконец я выбрался на берег и спросил у пожилой леди, которая прогуливалась по берегу как раз на месте будущего казино, который час.
– Двадцать минут девятого, – ответила она, поглядев на часы.
Именно тогда я окончательно понял: что-то случилось. Что-то очень скверное. Что́ делать, я по-прежнему не знал, поэтому вернулся на пляж, на наше условленное место, и встал там, сложив руки на груди и крепко сжав губы. В кармане у меня лежал мобильник, но это был, так сказать, мой служебный аппарат: я редко с него звонил и понятия не имел, какой у него сейчас номер, так что позвонить на него мне тоже никто не мог. Все это было сделано, разумеется, неспроста: в нашем деле регулярное использование одного и того же аппарата было чревато очень серьезными последствиями, поскольку правоохранительные органы могли отследить местонахождения даже выключенного телефона – естественно, если бы ассоциировали его со мной. Именно по этой причине Колин каждую неделю – а то и несколько раз в неделю – вручал мне новую симку и каждый месяц покупал новый телефон. Поначалу я пытался запоминать все свои номера, но после двадцатой смены сим-карты и четвертого за четыре месяца аппарата бросил. Колин был единственным, кто знал мой очередной номер, а поскольку память у него была поистине фотографическая, он никогда его не записывал. Все необходимое он хранил в голове («на чердаке», как он говорил, выразительно постукивая себя по лбу согнутым пальцем), что было очень удобно и совершенно безопасно. Лично я до сих пор был уверен, что именно благодаря отсутствию каких-либо записей мы с ним сумели продержаться в нашем бизнесе так долго.
