– Сошлось у него! – воскликнул со вздохом Сизых, обернулся к сейфу, открыл его, взял верхнюю папку. – Не хотел я тебя допускать до поры до времени, да, видимо, придется, чтобы ты дров не наломал. На, читай. Внимательно читай.
– Что там?
Горелов взял папку, развязал шнурочки, открыл на середине, по привычке. Он всегда начинал дела читать с середины, если приходилось. Потом возвращался к началу, а затем уже добивал финал.
Дело, которое передал ему Сизых, было еще тоненьким пока что. Всего-то с десяток листочков. И пробежал их Горелов глазами очень быстро. И то, что он прочел, повергло его в шок.
– Как же так, Валерий Иванович?! – закрыл он картонную папку и принялся подрагивающими пальцами завязывать шнурки. – У меня же все так сходилось!
– У тебя сошлось, а у Гены Шишкина – не очень, знаешь ли, – хмыкнул невесело Сизых. – И хорошо, браконьера этого взять удалось, а то лежать бы твоему Гене до весеннего паводка в яме. А так…
Горелов уже и сам узнал – прочел в деле, – что взятый с поличным браконьер с перепугу начал каяться перед представителями власти, устроившими рейд. И что не отстрелил-то он пока еще никакой живности, вся посбегала. И собака у него зажирела, дичь совсем не гоняет. И вообще, с ружьем он по лесу гуляет по давней привычке, а не из желания кого-нибудь пристрелить. А пока милиция с егерем с ним время теряют, у них под самым носом буквально труп разлагается. Какой труп? А тот, который его зажиревшая собака отрыла в овраге. Не верите – взгляните.
Не поверили – взглянули. Не соврал браконьер. В самом деле, на дне оврага обнаружились останки мужчины, предположительно молодого, если судить по одежде. Предположительно, не очень давно убитого, всего-то, может, пару месяцев тому назад. Скончавшегося от нескольких ножевых ранений. При тщательном осмотре останков в кармане убитого обнаружили пригласительный билет на студенческую вечеринку в уже известный Горелову институт. Пригласительный билет был именным. И имя, значившееся там?.. Правильно! Шишкин Геннадий – было выписано там, красиво, с легким наклоном, хотя уж и поистлеть билет немного успел. Поехали в институт, нашли знакомых парня, которого уже давно никто не видел. Пригласили парочку ребят на опознание. Парни нос воротили от трупа. Одежду узнали. А вот девушка Гену узнала точно. Долго плакала и призналась, что она уже говорила с кем-то о Гене и даже ездила с этим человеком в центр города, где Гена работал незадолго до своего исчезновения.
– Съездили и туда, – нравоучительным тоном продолжал свой рассказ Сизых. – Поговорили с дамой. Ничего, с пониманием оказалась дамочка, разговорчивая.
– Разговорили ее? Есть результат?
Горелов зябко повел плечами, повертел шеей, которой сделалось тесно в воротнике сорочки. Хорошо, что сам он там не засветился – Белов вел бой со старой грымзой с фирмы. Иначе от Сизых он и за это получил бы сейчас по полной программе.
Что же теперь? Кого подозревать? Кто мог убить Шишкина? Сообщник или злоумышленник?
– Результат? – Сизых неуверенно улыбнулся. – Смотря что считать результатом, Кеша. Судя по тому, что ты не спрашиваешь, каким родом деятельности занимался Шишкин, ты об этом знаешь? Был там?
– Не был, Валерий Иванович, ни там, ни в общежитии. Я в деканате был.
– Вот как? – Сизых изумленно заморгал. – И кто же нас опережает на полкорпуса? Кто, если не секрет?
– Да какой тут секрет… – Не хотелось Горелову выдавать Белова, а что делать? – Муж Маши Беловой.
– Алексей Захаров?!
– Да нет, бывший ее муж. Он долго ждал результатов расследования убийства Марины Стефанько. Они все со студенчества дружили. Тесно дружили.
– Не дождался?
– Нет.
– И занялся самодеятельностью?
– Ну да. Для начала он…
И Горелов подробно рассказал, как Белов говорил с работниками кофейни, на пороге которой и убили Марину.
– Так и ты с ними говорил!
– Я-то говорил, да мне они мало что сказали. Недоверчивый персонал там очень.
– А ему доверились?
– Выходит, так. Но бармен категорично утверждает, что убить хотели именно Марину, а не мою бывшую жену. Я-то поначалу подумал…
– Да знаю я, что ты подумал! – в сердцах замахал на него руками Сизых. – А затем вы поехали в институт?
– Нет, для начала он смотался к фотографу, с которым у Марины был роман когда-то. Потом уже мы вместе в институт отправились.
– А что же, к Гольцову сунуться вы не рискнули?
– Не рискнули. Да и я тоже считаю, что не стал бы гражданин с подобным деловым размахом устраивать столь резонансное шоу прямо в центре города.
– Не стал бы, это точно, – кивнул Сизых, взял вдруг в руки стакан с остывшим травяным чаем, поднес к носу, втянул в себя запах, удивленно воскликнул: – А остывший-то как пахнет, Кеша! Просто чудо какое-то, а ну, пробуй!
Пришлось подчиниться. Но, к удивлению Горелова, остывший травяной чай и в самом деле оказался чудесным напитком. Не пришлось ему себя насиловать, и врать тоже не понадобилось. Сказал, отставив в сторону пустой стакан, что чай в самом деле великолепный.
– Валерий Иванович, вы мне так и не поведали, что удалось узнать на том месте, где работал незадолго до своей гибели Шишкин?
– А ничего нам эта моль седая не сказала, представляешь?! – зло оскалился Сизых, допив чай до донышка, даже травинки с последним глотком подцепил и теперь с раздражением отплевывался. – Я из любопытства сам с Сячиным пошел, он сейчас ведет это дело. И так мы ее ломали, и сяк… Документы грозились изъять на проверку. Говорит – проверяйте. Ничего у нас, мол, нет криминального. Мы, говорит, людям помогаем жить!
– И чем же Шишкин людям помогал?
– А она говорит, что не успел он ничем помочь, почти сразу же уволился. Не понравился он, мол, ни клиентам, ни работодателям. Да и сам был далеко не в восторге от работы, требующей душевности и внимания.
– Врет?
– На сто два процента! – фыркнул Сизых. – Не хочет бизнесу вредить, и только.
– А список клиентов, которых обслуживал Шишкин, у нее есть?
– Может, и был, да сплыл, – задумчиво обронил начальник и со злостью уставил палец на Горелова. – А все ты! Ты и твой Белов! Не было бы самодеятельности этой, глядишь, тетка бы и разговорилась под протокол. А вы ее спугнули! Как пить дать спугнули…
Глава 17
Вывески на двери уж не оказалось. Вениамин Белов даже засомневался – а туда ли он попал? И топтался возле двери, боясь схватиться за ручку, минуты две-три.
Вдруг ему не повезет, вдруг они отсюда съехали, и он не узнает то, зачем явился? Страх, омерзительный страх, словно превративший все его тело в противное желе, – вот что он чувствовал, рассматривая грязные следы от своих большущих ботинок на полу. Вздохнул, выдохнул, протянул руку, взялся за дверную ручку, повернул, потянул дверь на себя. Подалась, уже хорошо. Вошел, огляделся.
