Он расхохотался ей в лицо. Гнусно, скабрезно и разоблачающе.
– Либо ты законченная трусиха, либо лгунья, каких мало, – вынес он вердикт, когда с весельем было покончено. – Ну что же. Как пожелаешь. Живи спокойно в своей раковине. А я…
– А ты?
– А я поищу…
Он ушел. Не из комнаты, нет. Он ушел из дома. Надернул на ноги сандалии и как был – в хлопковой жилетке на голое тело, в коротких шортах – ушел из дома.
«Ты ничего не хочешь знать! Ничего!!! Тебе хорошо и спокойно!!! Ты свободна от всего и от всех! Тебе ничего не нужно!!! – монотонно, раз за разом повторяла Эльмира, разгуливая в одиночестве по комнатам. – Ты свободная молодая женщина. Тебе хорошо…»
Ей почти удался этот трюк, предписываемый парапсихологами. Ей почти удалось убедить себя в том, во что до зубовного скрежета хотелось верить. Часа два ушло на это, но почти удалось. И тут вдруг звонок в дверь…
Глава 5
– Распишись вот здесь. – Почтальон сунула ей в руки замызганную квитанцию. – Ходишь тут, ходишь, а тебя все нет. Я все ноги сбила, тебя карауля…
Сурового вида средних лет тетка шумно пыхтела, время от времени подбрасывая на плече тяжелую кожаную сумку. Пот струился по вискам из-под темной повязки, перетягивающей лоб.
Эльмире отчего-то стало жаль эту плохо одетую женщину. Она понимала, что ее суровость была в большей степени продиктована жизненной неустроенностью, нежели ее сварливым характером.
– Хотите воды?
– Ладно уж, воды… – Тетка шмыгнула носом и, порывшись в сумке, достала большой конверт. – Чего в него насовали, ума не приложу. Пухлый, тяжелый, почти бандероль. Ты это… девонька, дай-ка мне лучше двадцаточку за труды. Чего воду-то попусту хлебать.
Спохватившись, Эльмира сунула женщине полсотни и, дождавшись, когда та сядет в лифт, заперлась в своей квартире.
Заказное письмо, присланное ей, было без обратного адреса, ее личный был выписан аккуратным незнакомым ей прежде почерком. Большой конверт. Достаточно весомый, объемный, из темной плотной бумаги. Судя по штемпелю, отправленный почти полтора месяца назад с одного из почтовых отделений их города.
Кому и зачем понадобилось присылать ей его?!
Эльмира зашла в свою комнату, плотно прикрыла дверь, даже зачем-то повернула дважды ключ в замке. Уложила конверт на стол и, забравшись с ногами на кровать, настороженно на него уставилась.
Отчего в ее душе возникло такое беспокойство? Ощущение, что в этом послании кроется что-то страшно неприятное для нее. Почему? Там же может быть все, что угодно: от рекламных буклетов до каких-нибудь просроченных платежек. Это в конце концов может быть чья-нибудь шутка. Злая или не очень, ей еще предстояло узнать.
А может быть… Может, покойная Аленка прислала ей какой-нибудь компромат на Данилу из желания поскорее застолбить свое право на него…
Может быть… Может быть все, что угодно. Сидеть и гадать можно было бы до завтрашнего утра. Холодеть душой, покрываться омерзительным липким потом, трусливо поглядывая в сторону этого пухлого бумажного посланника чужой воли.
Минут через двадцать у нее затекли ноги и захотелось в туалет. Еще через десять начал звонить телефон, оглашая квартиру требовательным треньканьем. А еще через пять, когда сидеть на одном месте стало просто невмоготу в силу физиологических потребностей, Эльмира соскочила с кровати. Взяла в руки конверт и решительно его надорвала.
Конечно же, это шутка. Как еще можно назвать то, что внутри лежала пара номеров журнала «Автомир». Сложенных пополам, вложенных один в другой. Поэтому было невозможно сразу нащупать то, что находилось между ними. Что-то очень крохотное, завернутое в синюю шерстяную тряпочку.
Эльмира взяла малюсенький узелочек в ладонь. Поднесла поближе к глазам и вгляделась. Нет, смотри не смотри, понять сквозь ткань ничего невозможно.
Она осторожно отвернула крохотный уголок синей материи, затем еще и еще, и, когда ей на ладонь выкатился мизерный сверкающий камешек, у нее подкосились ноги.
– Нет… – просипела она, осев на пол и не отрываясь глядя на злополучную посылку. – Только не это, пожалуйста!.. Ну не нужно ничего, пожалуйста!..
Кого и о чем она просила? К кому был обращен ее вопль, вырывающийся наружу горестным сипом? К небесам обетованным? К тому, кто вершит там свой правый суд? Или к грешным обитателям Земли? Ответить на эти вопросы Эльмира не смогла бы, поскольку не знала ответа.
Неужели все заново?! Весь ужас, из которого ей еле-еле удалось выбраться с искалеченной невыносимой болью душой, вновь напоминает о себе? Все возвращается?!
– Не хочу! Я не хочу! – Эмма согнулась, едва не касаясь лбом пола, и принялась раскачиваться из стороны в сторону, причитая как ненормальная. – Я не хочу ничего! Мне ничего не нужно! Не хочу… Не хочу… Это сон. Это неправда. Это шутка, шутка, чья-то злая шутка…
Но сколько ни пыталась она укрыться от самой себя в этом полубезумном протесте, сколько бы ни отводила глаз от бриллианта, искрящейся точкой свербящего зрачок, мозг с поразительной трезвостью и хладнокровием констатировал, что в ее жизни наступила новая эра кошмара. Причем кошмара, который мог окончательно разрушить ее жизнь, которую она и так считала разрушенной.
Что все ее надуманные лжепроблемы в сравнении с тем, что должно было вот-вот обрушиться на их с Данилой головы?!
Данила!..
Эмма даже застонала вслух при мысли о нем. Боже, как она могла!.. Как она могла так поступить с ним?! Опуститься до интрижки с каким-то незнакомым плейбоем, собственноручно втиснув своего мужа в объятия чужой женщины… На такое способна только идиотка. К кому ей теперь броситься за помощью?! Кто подставит ей плечо?! То, что этим человеком не будет Данила, она была почти уверена. С какой стати ему ей помогать? После всех ее идиотских откровений. После всего того, что она натворила за прожитые вместе годы. Он должен был либо:
а) безумно любить ее;
б) желать ей помочь, потому что влюблен;
в) желать ее как женщину и потому желать ей помочь, но тут опять примешиваются чувства;
и…
г) он должен был быть сам заинтересован в этой помощи независимо от его чувств к ней.
На первые три пункта Эльмира уповала мало. Столько времени прошло, столько воды утекло с тех пор, как он млел от одного звука ее голоса. Теперь же, познав другие отношения с женщиной, пусть даже уже покойной, он может испытывать к ней, Эльмире, либо неприязнь, либо лютую ненависть. Кажется, он что-то об этом говорил…
Остается вариант «г» – заинтересованность совершенно иного характера.
За пять прожитых вместе лет Эмма ни разу не могла упрекнуть Данилу в корысти. Наоборот, он всячески стремился обрести полную финансовую независимость. Это ей наблюдать довелось. Но чтобы он использовал ее материальную стабильность в меркантильных интересах… нет, такого не было никогда.
