– Марфушенька, нам ли жить в печали… – Он сграбастал мою руку, повернулся к Владану и спросил: – Можно девушке ручку поцеловать?
– Открой багажник, придурок, – качая головой, ответил Владан.
– Мы с Влад Степанычем старые друзья, между прочим. Эх! Сколько пройдено дорог… А вы не замужем?
– Убить тебя, что ли? – ласково поинтересовался Владан, и парень шустро вернулся к машине, успев потерять сланец и даже не заметив этого.
Достал из багажника трос, и Владан направился с ним к дому Юры, по дороге поднял с земли сланец и запустил в Вячеслава. Тот повертел его с недоумением и предсказуемо произнес:
– Чей туфля?
Между тем Владан закрепил трос на оконной решетке, второй конец Вячеслав прицепил к машине.
– Развернись сначала, – крикнул ему Владан.
Парень сел в машину, кое-как развернулся, теперь до меня дошло, что Владан собирается сделать.
– Ты слышал выражение «неприкосновенность частной собственности»? – поинтересовалась я.
– Каких выражений я только не слышал, – ответил мой босс.
Между тем «уазик» вторично тронулся с места. Трос натянулся, после чего оконная решетка с грохотом упала на асфальт, точнее, на его остатки, с асфальтом тут негусто, и, весело подпрыгивая на ухабах, «Патриот» понесся дальше.
– Славка, твою мать, – рявкнул Владан, но вряд ли тот его услышал.
Однако резвый бег железного коня был приостановлен. Слава высунулся из окна чуть ли не по пояс и заорал:
– Порядок в танковых частях!
– Он служил, что ли? – зачем-то спросила я.
– Сидел. Уже раза три. Мать машину ему купила в надежде, что, может, хоть на этот раз погуляет подольше.
– За что сидел? – нахмурилась я, хотя доподлинно знала, «водолазы», те, что мужского пола и из коренных, сидели все. Либо еще сидят, либо вот-вот сядут. Родные братья могли десятилетиями не видеться, сменяя один другого в узилище.
– Дурак он. Как напьется, лезет в драку, да еще за нож хватается.
– Надо же, а с виду совершенно безобидный, – нахмурилась я.
– Так это пока трезвый.
Трезвость Славы вызывала большие сомнения. В продолжение этого разговора Владан успел убрать трос и приставил решетку к стене дома. Слава, судя по всему, развлекался с радио, из кабины доносилась лихая песня. Но о нас все-таки вспомнил и вторично, выпав на асфальт и не закрыв дверь, потрусил в нашу сторону.
Владан локтем выбил стекло и аккуратно, вынув осколки, открыл окошко. После чего встал на подоконник с намерением проникнуть в дом. Та же мысль, видимо, и Славу посетила, но Владан охладил его пыл:
– Куда ты, на хрен, лезешь?
Слава попятился, а я поспешила занять его место.
– Вообще-то я и тебя имел в виду, – заявил Владан.
– Так нечестно, – начала я, а он рукой махнул.
– Тебе же хуже.
Данные слова должны были послужить предостережением, но я, к сожалению, не придала им значения.
Владан подхватил меня и поставил на пол, я начала оглядываться, а он сказал:
– Ничего не трогай.
И пошел вперед. Мы находились в большой комнате, практически пустой, не считая старинного шкафа с кружевной салфеточкой на верхней полке. Деревянные полы лет тридцать не красили, дверь могла соперничать с досками пола в облезлости, но и дверь, и пол содержали в чистоте. Должно быть, Элла постаралась.
Владан распахнул дверь, сделал несколько шагов и громко произнес:
– Сюда не ходи.
Но я на запрет внимания не обратила. Что значит «не ходи», когда я уже здесь?
За дверью была кухня. Плотные шторы на окне почти не пропускали света, Владан стоял, наклонившись вперед, внимательно что-то разглядывая, я сделала еще шаг, а он укоризненно произнес:
– Я что сказал?
Но было поздно, я увидела то, что видеть совсем не хотелось.
На полу лежал мужчина в синих тренировочных штанах и майке. Ее первоначальный цвет был белый, но теперь майку украшали пятна засохшей крови, в полумраке казавшиеся почти черными. Голова мужчины запрокинута, единственная рука на животе, то ли он кровь пытался остановить, то ли просто скрючился от боли.
– Его застрелили? – стараясь казаться спокойной, задала я вопрос.
– Нет. Несколько раз ударили ножом.
– Так же, как Эллу…
– Выбирайся из дома и жди на скамейке, – приказал Владан.
– А ты? – все-таки спросила я.
– Немного осмотрюсь перед тем, как вызвать полицию. Все, топай.
Я знала, что он не любит повторять дважды, пришлось подчиниться. Задерживаться рядом с покойником не хотелось, но оставлять Владана одного не хотелось еще больше.
Слава сидел на скамейке, поглядывая в небо, курил с видом счастливой праздности. Заметив меня, вскочил, затушив сигарету, и спросил, размахивая руками, чтобы разогнать сигаретный дым:
– Ну, чего там?
– Не знаю, – сказала я. – Владан велел здесь ждать.
– Ага, – кивнул Слава, но вскоре начал томиться. Пробежался по переулку, вернулся к машине, потом ко мне, потер нос. – А чего ищем-то?
– Вот вернется Владан, и спросим.
Владан как раз выбрался через окно, держа в руках мобильный. До нас доносились обрывки разговора, звонил он, без сомнения, в полицию. Слава это вряд ли понял, потому что весело спросил, когда Владан приблизился:
– Как там Юрок, много интересного оставил?
– Себя родимого, – буркнул Владан. – Лежит с развороченным пузом.
– Да ты что? – охнул Слава, хлопнув себя по ляжкам руками. – А кто ж его?
– Тебе прямо сейчас сказать? Садись в свою колымагу и двигай отсюда. Сегодня лучше дома посиди, нечего ментам на глаза попадаться.
– А если это… спросят? Что говорить?
– Правду. Ты ж христианин, каждое воскресенье у Петропавловской церкви пасешься.
– Пасусь, жить-то как-то надо… Но для дела могу соврать.
– Слава, вали отсюда, сейчас менты приедут, а ты за рулем, пьяный как вишня.
– Понял, – кивнул Слава и с готовностью потрусил к «уазику».
Через минуту машина исчезла из переулка, а Владан устроился на скамье. Достал пачку сигарет, покосился на меня и сигареты убрал.
– Ты кури, кури… – предложила я.
– Кто твердит, что курить вредно? – усмехнулся он.
– Иногда можно… А чего Слава возле церкви делает? – спросила я, перед глазами все еще стояла картина, скрюченный труп на полу, вот я и старалась избавиться от жутких видений.
