Простившись с Синеглазым, Тамара пошла по променаду к своему отелю. Суточные и квартирные газета выдавала ей в строго определенных пределах, но ее эти пределы совершенно не устраивали, и за жилье она платила сама. В конце концов, Олег без особенного напряжения мог бы купить для нее здесь дом, если бы она того хотела, и глупо изображать при этом экономность.
Она и не изображала, и жила в «Нормандии», но не потому, что это был дорогой отель, а потому что он был наполнен историей и респектабелен в самом прекрасном смысле, какой только может быть, – во французском. А это значило, что признаком его респектабельности является не пафос, а шарм.
Каждый раз, когда Тамара приезжала в Довиль и видела бледно-зеленый узор его стен, черепичную крышу с патиной мха, его башенки и слуховые окна, фантастических коньков и попугаев над входом, ей сразу же начинало казаться, что мир незыблем, жизнь устроена на основах разума и красоты, а будущее безмятежно.
Людей на пляже было уже меньше, чем летом или в самом начале осени. По воде шли волны, купалась только одна парочка – приглядевшись, Тамара поняла, что это английский режиссер, получивший Гран-при, и его актриса, – а остальные пляжники сидели на песке под пятицветными зонтиками или прогуливались, как и она, по дощатому променаду.
Фестиваль закончился, вчера были вручены награды и дан банкет в кафе на набережной. Тамара оставила себе сегодняшний день для двух коротких интервью и для того, чтобы прогуляться вечером по милым сердцу и глазу городкам, которые сплошной цепочкой тянулись вдоль побережья.
Она сошла с досок и села на песок под зонтиком. Бриз овевал лицо и, как бурунчики песчинок на берегу, поднимал в сердце радость.
«Может, и надо было бы купить здесь дом? – подумала Тамара. – Просыпалась бы утром от того, что волны шумят, шла бы в булочную за круассанами, потом на рыбный рынок за устрицами…»
Эта мысль только мелькнула в голове, Тамара не успела понять, правильная она или нет…
– На нормандском песке ты выглядишь так естественно, что я даже не удивился, когда тебя увидел, – услышала она.
Тамара узнала голос раньше, чем обернулась. А обернувшись, улыбнулась и сразу же засмеялась.
Паша Вербинин стоял перед ней в мокрых плавках, его босые ноги были по щиколотку облеплены песком, в глазах плясали светлые искры, а бриз ворошил его седеющую челку.
– Паша! – воскликнула она. – Ты-то здесь как? Отдыхать приехал?
– Ну, на отдых в Довиле я не заработал. Но командировка перепала. Гендиректор сюда на конференцию приехал, – объяснил он. – А я с ним, переводить.
– Да, здесь любят конференции устраивать, – кивнула Тамара. – И вообще всё устраивать любят. Только что киношники голливудские разъехались, у них каждый год в Довиле фестиваль, перед ними Музыкальный август был…
– А, вот, значит, почему здесь кабинки именные.
Паша кивнул на колоннаду, тянущуюся вдоль пляжа. Она была разделена на кабинки для переодевания, и на каждой имелась табличка с каким-нибудь знаменитым именем – Брэд Питт, Джек Николсон, Келвин Кляйн…
– Можешь и ты арендовать, – сказала Тамара. – Пока Николсон не приехал.
– У меня денег нет. А если б и были, вряд ли я захотел бы их потратить на понты. Пусть уж наши нувориши тратятся.
– Они сюда не ездят. – Тамара встала с песка; Паша успел подать ей руку. – Им в Довиле скучно.
– Почему? – удивился он. – Здесь же казино.
– Все равно. Здесь жизнь так устроена… Чтобы была сдержанная элегантность. Так герцог де Морни решил, когда курорт основал. А элегантность далеко не всем нравится. Во всяком случае, большого наплыва наших в Довиле не бывает. Не хотят за сдержанность платить.
– Но ты же платишь, – сказал он. И сразу же, решив, что обидел ее, смутился: – Ты не нувориш, конечно.
Тамара не обиделась. Во-первых, странно обижаться на слова человека, которого знаешь большую часть своей жизни и с которым за эту большую часть уже сказаны тысячи разных слов. А во-вторых, это ведь правда: она действительно может позволить себе и Довиль, и многое другое, что многим другим только грезится в несбыточных мечтах. И если не позволяет, то лишь потому, что не чувствует потребности во многом из многого. И многим это непонятно, и многие смотрят на нее поэтому не с завистью даже, а с ненавистью, гораздо большей, чем она вызывала бы, если бы потребовала у супруга виллу и яхту.
– Надолго ты здесь? – спросил Паша.
– Я на театральный фестиваль приезжала, – ответила Тамара. – Завтра уезжаю.
– И я завтра, – сказал он. – А что сегодня вечером делаешь?
– Да ничего особенного. По берегу пойду гулять. Поужинаю где-нибудь.
Паша помедлил, и Тамара поняла, что он хочет спросить, одна ли она собирается гулять и ужинать, но этот вопрос кажется ему бестактным. Она едва сдержала улыбку. Знал бы он, как легко ей отвечать на подобные вопросы! Мало осталось в ее жизни того, что заставляло бы сердце биться быстрее. Да просто ничего такого не осталось.
– Так, может, вместе? – наконец предложил он. – Погуляем и поужинаем.
– Я думала, ты в последний вечер в казино пойдешь, – улыбнулась Тамара.
– У меня смокинга нет. И фигура нестандартная, руки слишком длинные. В прокате не подобрать.
– В довильском прокате что угодно подберут. Но здесь смокинг не требуют. Иди в чем хочешь, только не в спортивном.
– Не знаю. – Паша покачал головой. – Я вчера в парке вечером сидел возле казино, видел, кто туда идет. Не то что спортсменов не наблюдалось, но и таких, знаешь… Для кого бы все это непривычно было. Исключительно подготовленные шли люди. Природно подготовленные, тремя как минимум поколениями. А ты в казино была? – с интересом спросил он.
– Была.
– И как там?
– Дивной красоты ампир. Особенно лестница хороша. И стены в зале тоже – рисунок на них изумрудный.
– А во что ты играла за зеленым сукном? – спросил Паша.
– Сукно здесь не зеленое, а алое. И абажуры над столами ярко-красные. И крупье не стоят, а сидят.
– Почему?
– Паша, спроси что-нибудь полегче! – засмеялась Тамара. – Думаешь, я дни и ночи в казино просиживаю? Я не азартная. Сыграла в прошлом году три раза во французскую рулетку, и все.
Разговаривая, они медленно шли по дощатому настилу. Паша пошел в кабинку переодеться. Ожидая его, Тамара думала, правильно ли будет провести с ним сегодняшний вечер.
Этот странный вопрос пришел ей в голову неожиданно и встревожил ее. Она сама не понимала почему, но чувствовала именно тревогу.
– Так как, идем вечером гулять? – спросил Паша, вернувшись.
– Да, – кивнула Тамара.
Делиться с ним своими необъяснимыми сомнениями она, конечно, не стала.
