Собственная жизнь снова показалась ей пустой, лишенной чего-либо значительного.
– Не страшно, – сказал Андрей. – Существенное к слову и не вспомнишь. А ерунду всякую зачем вспоминать? Это я вам и сам могу рассказывать хоть всю дорогу.
– Ерунда всякая – это, например, что?
– Например… – Андрей на секунду задумался. – Вот, например, однажды меня позвали на озеро Нарочь ловить угрей. Угри – это рыбы, а озеро Нарочь недалеко от Минска, – уточнил он.
– Я знаю.
Неприятное ощущение своей никчемности исчезло. Марине стало как-то даже весело.
– Хорошо. Тогда дальше. Приехал я вечером, рыбалка, сказали, позже будет, а давай выпьем пока. Ну, в чужой монастырь, как убедился Иван Грозный, со своим уставом не ходят…
– Махру он сжег потом, – вставила Марина.
– Я никого сжигать не стал, а сел выпивать вместе с хозяевами в шалаше у сторожа. Там гороховое поле было, при нем и сторож. Пью и слышу снаружи странный хруст. Мерный такой. Вышел из шалаша и увидел картину, которую не забуду никогда.
– Почему?
– По странности ее. По всему полю стоят на хвостах угри и едят горох.
– Ой! Я бы испугалась.
– Да нет, это было не страшно. А вот именно странно. Фантасмагорично.
– И что дальше было?
– Собирали угрей в ведро. Такая, оказывается, рыбалка. Они выползают из озера и по вечерней росе ползут к полю есть горох. На тропинку кладут канат, они его переползти не могут, потому что у них слизь стирается. Их с каната собирают и часть обратно в озеро бросают, часть коптят.
Марина поежилась и сказала:
– Удивительная история!
– Рад, что пригодилась.
– Для чего пригодилась? – не поняла она.
– Чтобы отвлечь вас от мрачных мыслей. Для того такие истории, собственно, и нужны.
– Вы правда меня отвлекли, – сказала Марина. – Я вам за это очень благодарна.
Он улыбнулся. Она заметила это по тому, как на секунду переменился абрис его лица, и поняла, что он снова посчитал ее слова наивными.
Она достала из сумки телефон и позвонила Ольге Ивановне, гинекологу из их поликлиники. Та дружила с завотделением в Бассейновой больнице и пообещала сейчас же ему позвонить.
– А что ты у себя предполагаешь? – спросила она.
– Беременность десять недель.
Марина немного запнулась, отвечая: ей неловко было говорить об этом в присутствии Андрея. Хотя что, собственно, неловкого?
– Знаете, Василий Пименович прав, – сказал он, когда она убрала телефон в сумку.
– В чем?
– С такими, как этот ваш самоубийца, действительно ничего сделаться не может.
– И что? – настороженно спросила Марина.
– И гробить ради них свою жизнь – бессмысленное занятие.
Доверительность, возникшая в разговоре, сразу испарилась от его слов.
– А мне кажется, – сказала она, – бессмысленное занятие – учить жизни взрослых людей.
– Верно, – усмехнулся он.
Марина поняла, что эти ее слова не наивны, а банальны и глупы. Но не опровергать же саму себя.
Она снова легла на сиденье. Разговор закончился неприятно, но принес успокоение. После него казалось, что можно не бояться уснуть.
Она закрыла глаза. Открывая их время от времени, видела летящие в окне вершины темных деревьев. Как в сказке. Непонятно, сон или явь.
– Куда ехать? – спросил Андрей, когда замелькали в окнах двойные фонари Кольцевой.
– В Бассейновую больницу. Это на Иваньковском шоссе. Я покажу.
– Я включу навигатор.
На территорию не пускали, Андрей вышел из машины и то ли ругался с охранником, то ли уговаривал его, то ли деньги ему давал. Когда он вернулся и сел за руль, шлагбаум перед машиной открылся.
– Мы сможем вон к тому корпусу подъехать? – спросила Марина.
– Сможем. А вы уверены, что гинекология именно там?
– Наша поликлиника с этой больницей сотрудничает. Я хорошо ее знаю.
– А где ваша поликлиника?
– На Соколе.
Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. И тут она наконец вспомнила, где его видела! Серебряный шрам, приподнимающий левую бровь, напомнил. И то, каким белым, мертвенным было его лицо, когда она пыталась привести его в сознание, и как потом, когда жизнь вернулась к нему, она заметила в его лице изменчивость и нервный трепет, то, что привлекало ее в мужчинах и что всегда становилось пагубным для нее, и зачем же привлекало в таком случае?..
– Марина! – сказал Андрей. – Вы идете? Или вам снова плохо? Давайте я врача прямо сюда позову.
– Нет-нет. – Она вздрогнула, тряхнула головой. – Со мной ничего. Просто я поняла, где вас видела.
Может, не надо было этого говорить. Точно не надо, хотя бы потому, что сейчас нет времени для воспоминаний и расспросов. Но вырвалось слово, и не вернешь его.
Андрей обошел машину и открыл перед ней дверцу.
– И где же? – спросил он. – Давайте-ка руку. И выходите осторожно.
– Вы ко мне на прием привозили вашу матушку. – Она взялась за его руку. – И потеряли сознание в коридоре.
– Да вы что! – Впервые за сегодняшний вечер она увидела его удивленным, изумленным даже. – И говори после этого, что мир не тесен!
– Как вы себя чувствуете? – спросила она. – Какой диагноз вам поставили? – И, выбираясь из машины, попросила почти жалобно: – Давайте поскорее пойдем? Мне что-то… в самом деле нехорошо.
– У меня тогда был обыкновенный грипп. – Он встал сбоку, чтобы она могла взять его под руку, но, присмотревшись к ней, сказал: – Слушайте, давайте я схожу хотя бы за каталкой! Зачем рисковать?
– Грипп очень опасен, – пробормотала Марина. – Температура поднимается мгновенно, и вот у вас, видите, произошла интоксикация организма. Да, сходите за каталкой, пожалуйста.
Как только она вышла из машины, то сразу почувствовала, что состояние ее ничуть не улучшилось, как это казалось ей в дороге. Просто в машине она лежала или полусидела, а теперь… Стоило ей встать на ноги, как ее не то чтобы боль пронзила, но она почувствовала, что живот делается внутри теплым, горячим, и все это горячее, живое устремляется из нее вниз.
Она вскрикнула, согнулась, бессмысленно схватилась за живот. Бессмысленно потому, что сделала это не от боли, а в глупом желании удержать, прекратить…
– Ложитесь! – крикнул Андрей. – Ложитесь обратно в машину, я сейчас!
Он помог ей лечь на заднее сиденье и исчез в дверях больничного корпуса.
Она лежала и прислушивалась к тому, что происходит у нее внутри. Ей в общем-то было уже понятно, что происходит. Что произошло. Она повернулась на бок и дотянулась до сумки – там у нее есть… как неловко… в чужой машине…
