– Понятно, – кивнул Игорь.
– А о чем твои фильмы? – спросил Паша, испытывая некоторую неловкость. Игорь, несмотря на не очень большую разницу в возрасте, был чужим и взрослым. Но «выкать» ему не хотелось. Будешь выкать – придется подчиняться. А с чего?
Игорь улыбнулся.
– Ни о чем! – тут же встрял Кирилл. – Российского кино нет! Оно умерло.
– А советское было? – спросила Ника.
– Был Тарковский.
– И все? – Игорь совершенно спокойно говорил с мальчиком, как будто его не задевали очевидные глупости, которые тот выпаливал.
– Еще… этот… фамилия нерусская…
– Полока, – подсказал Игорь.
– Это я не знаю… Нет, я забыл… Что-то антисоветское снимал… Антивоенное… Такая фамилия необычная, но простая…
– Герман? – подсказала Ника.
– Ага! Да!
– Ну ты даешь, Кирилл… – покачал головой Игорь. – Есть предел. Алексей Герман – прекрасный советский режиссер.
– Советский? Советский? – стал заводиться еще больше Кирилл. – Да какой он советский…
– А какой, Кирилл? Если он жил, работал и умер в России, думал про Россию…
– Так про Россию же! – победно заключил Кирилл. – Не про Советский Союз! Лучшие люди ненавидели Советский Союз!
– Сколько их было, этих лучших людей? – негромко спросил Игорь. – Одиннадцать человек?
– Почему это? Все диссиденты…
– Так я и говорю – одиннадцать человек…
– Все лагеря набиты были…
– Когда? До пятьдесят третьего года?
– Ну да… – не очень уверенно ответил Кирилл.
– Просто наша страна тогда называлась Советский Союз, Кирилл, – вмешалась Ника. – Значит, они свою страну ненавидели?
– Строй ненавидели!
– Не знаю, – покачал головой Игорь. – Все мои дедушки и бабушки искренне верили в социализм. Правда, у нас никто не попал под репрессии, из самых ближайших родственников. Но те, кто попал, из дальних, не страну и даже не режим ненавидели, а самое большее – сталинизм. А он не равен Советскому Союзу и советском строю.
– Да ну вас! – нарочито зевнул Кирилл. – Скучно. Не хочу об этом говорить. Давайте лучше о кино. Я кино, кстати, люблю. Я вот смотрел американский фильм… Тебе интересно? – спросил он Нику, которая, отвернувшись, мешала длинным прутиком суп. – Ничего, кстати, пахнет. Давайте разыграем, кто будет пробовать.
– В смысле? – от неожиданности фыркнула Ника.
– А что, все наедимся и потом по кустам бегать будем? Надо так: разыграть, кому достанется попробовать, тот попробует. Если отравится, то всего один человек. По-моему, очень разумно.
– А если тебе достанется? – засмеялся Паша.
– Ты дебил! – ответил Кирилл, тоже засмеявшись.
– Сам дебил! – сказал Паша и пихнул Кирилла. Тот дал ему сдачи.
– Не все разумные решения оказываются нравственными, Кирилл, – ответил Игорь и взял одну из двух ложек, которые оказались в рюкзаке у Ники. Ничего больше не говоря, он зачерпнул из котелка и, несмотря на протесты Ники, быстро подув, попробовал. – Всё, ждем, – улыбнулся он. – Если красивая девушка Ласточкина набрала какой-то отравы, то я скоро позеленею. Или почернею. Или покроюсь пупырышками. Смотря что она туда положила. А, Ласточкина? – Игорь подмигнул замершей Нике.
– Я… Но я смотрела… А что, правда, могут быть ядовитые корешки?
– Я вам удивляюсь, конечно… Как вы пошли в поход совершенно неготовыми? По идее, такие должны возвращаться.
– Но мы встретили одного человека… – уточнила Ника. – И он сбил нас с толку.
– Получается, так, – кивнул Игорь. – Ну все. Если за час не позеленею, можно есть.
– Час?! – завопил Паша. – Час? Но у меня живот уже прилип к спине!
– Поешь орехов, – кивнула ему Ника на мешочек с зелеными орехами.
– Они незрелые.
– Тогда терпи, не ной. Или медленно-медленно жуй сухарь, откусывай маленькими кусочками и жуй.
– Поможет? – с надеждой спросил Паша.
– Да.
Он взял сухарь, откусил небольшой кусок, долго его жевал, проглотил. Ника одобрительно ему кивнула. Паша откусил еще кусочек, еще… Потом взял и затолкал в рот оставшуюся часть сухаря и, почти не прожевав, проглотил.
– Хоть еду почувствовал! – немного растерянно объяснил он.
– Иногда полезно вернуться вот к такой первобытной физиологичности, – засмеялся Игорь. – Когда глоток воды кажется счастьем. А сухарь – просто недостижимым счастьем. Тем более что его уже нет, да, Паш?
Паша закряхтел.
– Давайте вы скорее зеленейте, что ли… А то я тоже супа хочу… Что, нормальный суп?
– А ты попробуй! – посмеиваясь, ответил Игорь. – Смелее!
– Можно червей нажарить! – воскликнул Кирилл. – Если птиц вам жалко. Или ежей…
– Ты сможешь освежевать ежа? – спросила Ника. – Ничего у тебя внутри не дрогнет?
– Смогу, почему нет? Если я есть хочу, я кого хочешь могу освежевать. Собаку, кошку, ежа… Ну что, Пашок, пойдем, червей накопаем?
– Ты серьезно?
– Мы в Корее и во Вьетнаме с родаками ели и червей, и жуков. Попробуем. Или вот, у нас есть человек для проб. – Кирилл кивнул на Игоря.
Тот в ответ только улыбнулся.
– Нет, – ответила Ника. – Я червей есть не буду.
– Конечно, нет, – согласно кивнул Игорь. – Если он хочет есть червей, то пусть сам их и пробует. Тем более он человек не наш, Родину не любит, ласточек ему не жалко, ежиков, да, Ника? – Игорь подмигнул девушке. Та улыбнулась.
Мальчики, которые уже собрались уходить копать червяков, заметили их переглядки, оба затормозили.
– Не, я, кажется, не пойду. – Паша сел с другой стороны костра. – Я вот… ногу натер. Бли-ин… Болит как…
– Я тоже не пойду. Я вспомнил. У меня пост. Мне то, что движется, есть нельзя. Только то, что растет. И еще это… водоплавающее… креветки…
Паша начал беззвучно смеяться.
– А то, что движется, точно не сказано есть? – прищурился Игорь, пряча улыбку.
– Где сказано? – немного растерялся Кирилл, чувствуя подвох.
– В той книге, которую ты сейчас цитируешь, – ответил Игорь.
– Неравный бой, Кирюша, даже не затевайся, – заметила Ника. – Только опозоришься.
– Да блин! – проорал Кирилл.
– Что? – Ника вопросительно посмотрела на него.
– Ничего, – буркнул подросток. – Так. На острый камень сел. Проехали. Ждем похлебку. Червей на Филиппинах поем.
– Рагу из ласточек в червивом соусе? – засмеялась Ника. – Фотографию пришли, когда есть будешь.
