Подошедшая с сухими ветками Ника посмотрела на притихших мужчин.
– Что у вас?
– Ничего, – буркнул Кирилл.
– Огонь добыли? – хмыкнула Ника. – Спичек же нет.
Кирилл молча достал спички и пачку сигарет из бокового кармана рюкзака. Ника ахнула.
– Ты что? Условие же…
Кирилл пожал плечами.
– Что за детский сад. Не собираюсь лишать себя удовольствий.
– Ты разве куришь?
– А что такого?
Паша хмыкнул.
– Но мы должны обходиться без спичек… – растерянно сказала Ника.
– Ты всерьез собиралась добывать огонь? – усмехнулся Кирилл. – На то и расчет, не понимаешь? Что кто-то окажется с головой и все возьмет с собой.
– Ты тоже так считаешь? – Ника повернулась к Паше.
Тот неопределенно пожал плечами и стал ломать хворост, который принесла Ника. Игорь не вмешивался, слушал подростков и ловко, умело складывал костер.
– Кирилл, а ты куда собираешься поступать? – спросила Ника через некоторое время, помогая Паше.
– Поступать? А что? – Кирилл поднял голову на девушку. Да, трудно с ней разговаривать, когда смотришь на нее. Красота действует на подсознание. Потому что самые простые ее вопросы, самый обычный, скорее равнодушный, чем заинтересованный взгляд чудесным образом превращаются во что-то манящее, бесконечно интересное, что-то, что ему точно нужно, не о чем тут раздумывать. Нужно!
– Не решил еще? – Ника улыбалась, и понять эту улыбку было совершенно невозможно.
– Почему? Решил… М-м-м… Ну, куда-нибудь, где делать особо ничего не надо и где я буду самым главным.
– Тогда иди сразу в генералы в отставке. Или воспитателем в садик, – засмеялась Ника. – Хотя нет, с детьми мороки много.
– Да ну тебя! – Кирилл обиженно отвернулся. Вот не смотрит он на нее, и магия улетучивается. Он повернулся снова, чтобы проверить. Да. А когда смотрит, сердце начинает биться, в голове прыгают какие-то остроумные слова, их надо сказать, чтобы она засмеялась, чтобы из ее глаз полился этот теплый и зовущий свет… Отвернулся. Все. Ничего нет.
– Кирюш, ты хорошо себя чувствуешь? – Ника присела перед ним на корточки и безо всяких предисловий положила ему руку на лоб.
Он хотел отбросить ее руку, отодвинуться, но не успел. Все его тело подалось навстречу Нике, заволновалось, затряслась нога, вспотела спина. Спасибо Паше – тот неожиданно громко заорал:
– Блин! Еще раз блин! Блин-блин-блин!
– А с тобой что? – засмеялась Ника, оставив Кирилла, вставая и оборачиваясь на Пашу.
– Я понял! Я все понял! Кирюха, блин, ты поздно сказал… Нарочно, да! Это же все нарочно! Нарочно!!! И продукты были! У Верунчика! У нее рюкзак был невломенно тяжелый, тяжелее только мой, с палаткой. Я поднимал его. Там консервы были, точно!
– Не выдумывай, – ответила Ника.
– Были! Были!
– А даже если и были. Что с того? Мы же решили обойтись тем, что есть.
– А что у нас есть? Ничего нет! – раздраженно ответил ей Кирилл, который как раз кое-как натянул палатку со своей стороны. – И кто будет спать в палатке, интересно? Вторую палатку, маленькую, Дашка уволокла.
– Разберемся. – Ника посмотрела, как криво была натянута палатка, покачала головой. – Надо сварить то, что мы собрали.
– А это точно можно есть? – Паша с сомнением посмотрел на кучу корешков и листьев, которые разбирала Ника.
– Точно. Я еще в лагере посмотрела, что тут растет съедобное.
– Да вон птицу поймать да и зажарить! – Кирилл кивнул на красивую птицу, с белым брюшком, черной спинкой с ярко-синим отливом.
Ника с интересом взглянула на товарища.
– Ты не знаешь, какая это птица?
– Не-а…
Ника перевела глаза на Игоря, который у тому времени уже разжег костер, с огромным любопытством прислушиваясь к их разговору.
– А вы знаете?
– Это ласточка, – улыбнулся одними глазами Игорь.
– А-а-а… Ну и что? – ответил Кирилл. – Давайте поймаем и зажарим.
– Не такой голод, Кирилл, чтобы есть птиц, – сказала Ника. – Да еще и ласточек.
– Ну ты даешь ваще, ну ты даешь ваще… – Паша, смеясь, стал петь. – Никин тотем хотел сожрать! Вот блин, Петрищин, какой ты неандерталец!
– Неандертальцы, скорее всего, гораздо тоньше нас были, все чувствовали. Поэтому мы их и уничтожили. С их тонкими чувствами, против нашего мощного и жестокого разума. – Говоря, Ника очистила корешок, попробовала его. – Сладкий. Можно даже так есть. Интересно. Мне нравится очень.
– Ну правда, Кирюх, чё ты… Я вот тоже жрать хочу, а у меня настроение классное! Подумаешь, ну сутки поголодаем… Зато как улетно все…
– Я пытаюсь вспомнить, ведь я совсем недавно был такой же, как вы, – проговорил Игорь, окапывая небольшой ровчик вокруг хорошо разгорающегося костра. – Я вот тоже так разговаривал?
– Это в основном мальчики так говорят. И только самые модные, – засмеялась Ника.
– Чё ты ржешь? Чё ты ржешь? – стал заводиться Паша. – А вы… или ты, давай на «ты», а? – Не дожидаясь ответа Игоря, он продолжил: – А ты кто?
– В смысле?
– Вообще по жизни кто?
– Человек, Паш, – за Игоря ответила Ника. – Какая разница.
– Есть разница. Если он, блин, мент…
– Паш, ну хватит, правда. С чего вдруг тебя понесло в эту сторону? В кого ты играешь?
– Сейчас модно играть в приблатненных, – кивнул Игорь. – Паш, Паш, ничего плохого не говорю, не бычься сразу! Просто как пришла мода в девяностых, так и задержалась. То вроде схлынет, то опять как волной все сносит, всех и вся задевает.
– Не, не мент, – упрямо и четко повторил Паша. – Не мент! А спрашивается – кто?
– Я кинорежиссер, – спокойно ответил Игорь.
Мальчики переглянулись.
– Вот блин! Никита Михалков! – Паша стал смеяться.
Ника от неловкости опустила голову. Ну что с ними происходит! То как будто – нормальные люди, то начинает неудержимо нести – обоих, по очереди. А она вроде как с ними, такая же, получается, дебилка. И не будешь открещиваться, тоже не очень, они ее товарищи, а Игоря она совсем не знает. На самом деле только кажется, что они давно знакомы. Странное, обманчивое ощущение не отпускает, но ведь она знает, что это обман.
– А что в… – Ника поколебалась, говорить ему «ты» или «вы», сказала в обход: – Как называются фильмы?
Игорь услышал неуверенность в ее голосе и правильно его понял.
– Давайте на самом деле все будем на «ты». Я не намного вас старше. Вы наверняка в одиннадцатом?
