– Слушай, а чего ты вообще прицепился к этой золотой завитушке?
– Не понял! – вытаращился Данила и пальцем у виска крутанул. – Совсем, что ли! Эта золотая хрень была зажата в руке убитой!
– И что?!
– Да ничего! Это же очевидно, что она ее сорвала с того, кто напал на нее!
– Ну! Получается, что с Востриковой! С ней же она подралась незадолго до смерти.
– Участковый утверждает, что у Востриковой не было ничего похожего. Кроме креста золотого на цепочке – ни единого украшения. Крест с цепочкой, кстати, был нами обнаружен. И больше ничего! Ни на самой Востриковой, ни в ее доме. Ни следа. Значит...
– Да ничего это не значит, Данила, – разозлился Толик, задвигав ногами так, что от его ботинок в разные стороны по линолеуму расползлись черные следы. – Она могла, уже упав, из травы эту вещицу зацепить. Ее могли в руку ей сунуть уже после смерти.
– Зачем?!
– Затем, чтобы навести нас на ложный след, к примеру.
– Кому нас наводить, если сознавшийся в ее убийстве библиотекарь эту ерунду в глаза не видел, а? – Щеголев глянул многозначительно в сторону коллеги. – Понимаешь, куда я клоню?
– Нет, – настырно замотал тот головой.
– К тому, что налицо противоречия, коллега. И ты только что сам их вслух озвучил.
– То есть?!
– То есть ты говоришь, что тот, кто ее убил, мог ей в руку сунуть эту безделушку с тем, чтобы навести нас на ложный след, так сказал?
– Приблизительно.
– И получается, что проделать это мог только Владимир, раз он и есть убийца. А он вещицы этой не узнал. И что выходит?
– Если Владимир этого не делал и у Востриковой ничего похожего в доме и на ней не нашли, то... Выходит тогда, что убитая подобрала ее с земли.
– Промашечка получается, коллега, – ядовито улыбнулся Данила. – Вокруг убитой трава, так? Так! Если бы, судорожно хватая пальцами вокруг себя, Углина выцарапала эту ерундовину с земли, то вместе с ней она стопроцентно зацепила бы пучок травы, и уж под ногтями-то у нее точно зелено было бы. А так ведь нет ничего. Ничего, кроме частиц кожи. Ее уложили на траву уже мертвую, Толик. Так же, как и в случае с этой девушкой. Эту вообще убили без особых проблем. Она даже не сопротивлялась, получается. Даже трава не примята! Будто в воздух ее поднял, задушил и уложил потом. Сволочь...
– Думаешь, библиотекарь оговорил себя? – сник Толик, нахохлился и смотрел теперь на Щеголева с явным неудовольствием. – А я уже отчитаться успел. Уже следаки вовсю работают.
– Вот пускай они и работают. И у тебя не должно быть никаких угрызений совести, раз человек явку написал. Просто... Просто не дает мне покоя эта деревня, вместе с участковым их. Это ведь... Это ведь он прикармливал девчонку, заставив прятаться в доме, пока лицо не заживет.
– Да ладно! – Толик аж с места подскочил, оттянув воротник на рубашке так, что отлетела верхняя пуговица. – Как это так, Данила??? Он что... против нас, получается?!
– Черт его знает, что получается. С одной стороны, он ее будто бы защищал. Сирота, говорит, заступиться некому, на нары загремит, уже никогда не очиститься ей потом.
– А он защитил!!! Вот урод! Да его привлечь надо! – раскипятился Толик и тут же полез под стол за оторванной пуговицей.
Уже сидя под столом, шаря по пыльному линолеуму, он с тоской прогундосил, что теперь Тамарка съест его за эту оторванную пуговицу. Что придумает не пойми что про страстную любовницу, про случайную встречу. И ведь повода не дает ей никогда, а она все равно сочиняет небылицы про своего мужа и его многочисленных любовниц. Задержался на работе – был на свидании. Чехол на заднем сиденье машины чуть сдвинут, непременно чей-то чужой зад по нему елозил, и непременно женский.
Теперь вот эта пуговица еще. Стопроцентно скандал на вечер обеспечен.
– Тяжело тебе с ней, – хмыкнул Данила, со сладкой негой в сердце вспомнив свою Леночку. – Ревнивая?
– Еще какая, – с красным от натуги и злости лицом Толик выбрался из-под стола, обдул найденную пуговицу, повертел ее в руках. – Может, к девчонкам из секретариата обратиться, а? Пришьют, и делов-то, как считаешь?
– Я считаю... – Данила вдруг развернулся к сейфу, открыл его и, порывшись в папках, вытащил файл с парой машинописных листков. – Слушай, я тут вдруг вспомнил.
– О чем?
– Ко мне после убийства Углиной является однажды Бабенко Павел Степанович и заявляет, что знает, кто стоит за убийством их односельчанки. Убедительно так говорит, доводы приводит.
– Да ну! Ну-ка, ну-ка, дай взглянуть.
Толик потянулся к файлу, но Данила резко убрал его себе за спину.
– Тут совсем не то. Тут развод чистой воды.
– Не понял!
– Здесь... – Данила тряхнул бумагами. – Развод чистой воды. И подготовил его наш замороченный участковый.
– И кого он разводить пытался?
– По его мнению, соучастницу убийства Марии Углиной – секретаршу их местной школы.
– Оп-па! А с чего такая убежденность, что она соучастница? Она что, проявила себя как-то? Или...
– Или! – поднял палец кверху Данила. – Она, со слов Бабенко Павла Степановича, является любовницей одного весьма интересного господина.
– Игоря, что ли, этого, как его, Хлопова?
– Да при чем тут Хлопов?! – досадливо поморщился Данила, швырнул файл на стол, откинулся на спинку стула. – И с чего ты вдруг о нем?
– Ну... Не знаю, вокруг него там любовные страсти кипят.
– А ты его видел? Видел! Хорош же, ну!.. Как тут страстям не разгореться, если в радиусе ста километров больше никого путевого. Нет, коллега, речь идет не об их односельчанине. А о жителе соседнего села. Бегала в то соседнее село наша секретарша Лялечка неоднократно. И неоднократно был замечен ее контакт с этим весьма интересным господином. Причем все указывало на то, что их отношения давно перешли из разряда дружеских в нечто большее.
– И чем же интересен сей господин?
Толик снова сделал попытку дотянуться до бумаг, спрятанных в файл, но Данила снова ловко смахнул их со стола и спрятал себе за спину.
– А господин этот интересен тем, что ранее был неоднократно судим. И если честно, то судимостей у него, как блох на бродячей собаке. Правда, сидел он в основном за грабеж, но ведь никогда не поздно переквалифицироваться, так?
Данила замолчал, давая возможность Толику переварить услышанное. Но молчал он как-то не так, с каким-то странным значением. То ли вопросов от него наводящих ждал. То ли сам в процессе рассказа до чего-то пытался додуматься.
– Если сидел, значит, сразу и убил? – не разочаровал его Толик, сказав именно то, что от него и ожидалось. – Так можно за шиворот всех ранее осужденных трепать и выбивать из них признательные показания. А вдруг расколется? Нет, брат Щеголев, эта версия твоего Бабенко не прокатывает. Да и что там на их две деревни всего один ранее судимый? Наверняка, если покопаться, еще можно пару-тройку отыскать.
