Мужчина не ответил. Такое бывает, если задаешь риторические вопросы.
5
Узы крови
— Хозяйка, проснитесь!
Меня требовательно потрясли за плечо. Когти сна нехотя разжались. Снилась всякая муть вроде ворон, кружащих над домом, и бабки, варившей из них суп, настоятельно требуя снять пробу. Я от такой чести вяло отнекивалась. Когда аргументы против иссякли, меня выдернули из абсурда сна и вернули в не меньший абсурд реальности.
— Меня зовут Ольга, и я тебе не хозяйка.
Я открыла глаза, вокруг стояла серая темнота. Графитовые стены всему придавали пыльный оттенок — и тьме, и свету. Майя стояла у изголовья кровати, ее горевшие алым зрачки были расширены, в руках — бесформенный сверток, то ли валик с дивана, то ли кофта, то ли чья-то голова. Я привстала, потянулась, потерла лицо, дотянулась до нити бра. Лампочка была тусклой, на лицо девочки легли гротескные тени, невообразимо уродуя. Мое, надо полагать, выглядело не лучше.
Я вытащила из-под подушки телефон. Четверть пятого.
— Что случилось?
Девочка всхлипнула и уткнулась лицом в тряпку. Ревет или смеется?
— Майя? — Я повысила голос.
— Вы… вы спасли меня, а… а они… они хотят… — Она начала громко всхлипывать, вытирая нос свертком неопределенного цвета, пожалуй, даже слишком громко. — Но у них не выйдет! Ведь правда? Вы не позволите?
Широко распахнутые глаза, при свете ставшие голубыми, требовательно заглянули мне в лицо.
— Вот, — она стремительно развернула странную тряпку, все больше напоминавшую использованное кухонное полотенце. И использованное не раз. Свет ночника отразился от зеленоватого с прожилками камня, пробежался по тусклой, раскрошившейся с одной стороны кромке лезвия и исчез в темных пятнах. На кровать упал атам. Пропавшее жало Раады.
Я хотела рассмеяться. А еще чтобы Александр посмеялся вместе со мной. Только вот веселье застряло где-то глубоко внутри. Беговая дорожка и не думала останавливаться.
— Майя, где ты его взяла? — спросила я, подавив желание запустить в стену подушкой.
— В комнате с лицами и телами. — Она мотнула головой.
— А зачем?
Второй вопрос поставил служанку в тупик. Она открыла рот, хлюпнула носом, закрыла, снова открыла.
В дверь постучали. Резко и требовательно. Зубы девочки от неожиданности клацнули. Взгляд, который она бросила через плечо, был испуганным и жалким.
— Хозяйка…
— Тихо, — шикнула я.
К двери я подошла на цыпочках. Совершенно излишняя предосторожность, графитовые стены были не по зубам слуху нечисти. Ковер кончился в полуметре от стены, каменный пол холодил пятки. Засовом моя комната оснащена не была, ночной визитер проявил вежливость и ждал в коридоре. Стоило один раз посидеть во главе стола, и окружающие стали демонстрировать хорошее воспитание. Или все гораздо проще, подумала я, распахивая дверь. Стоящему по ту сторону бессмертнику глубоко наплевать, выйду я из комнаты или забьюсь под кровать от страха.
Иван смерил меня взглядом от растрепанной макушки до голых ступней, его не впечатлила хлопковая ночнушка в горох, за что я мысленно поблагодарила святых. Ноздри бессмертника раздулись, втягивая запах. Майя сидела так тихо, как может только нечисть. Причин скрывать девчонку я не видела, но у нее, видно, были свои соображения на этот счет.
— Быстро к Хозяину, — скомандовал секретарь.
— Одеться можно? — спросила я, растягивая губы в улыбке. — Или так идти?
— Одевайся, — разрешил мужчина, еще раз глянув на мои далеко не модельной формы ноги, — живо.
Я закрыла дверь и вздрогнула, обнаружив за ней Майю.
— Хозяйка, — завела она на этот раз без слез.
Я отвернулась и пошла одеваться.
— Ольга, — тут же исправилась она.
— После моего ухода выжди пару минут и возвращайся к себе. — Я стянула через голову сорочку и бросила на кровать к атаму.
— Без него у вас нет шансов! Совсем-совсем! Пожалуйста, — девочка в считаные мгновения оказалась рядом.
— У меня и с ним их нет. — Я присела на край кровати и стала натягивать брюки.
Вообще юбки мне нравились больше, особенно одна, строгая в серую полосочку, чем те же джинсы. В глубине души я считала, что последние слишком сильно обтягивают попу, в то время как платья стройнили и вытягивали фигуру. Раньше я часто их носила. Но в нашей тили-мили-тряндии, несмотря на то, как начался день, никогда не знаешь, где он закончится, в чьем подвале, на чьем столе, в чьей постели или когтях. Иногда, да что там, почти всегда, приходится убегать, петлять по лесу, ползти, то и дело ныряя лицом в грязь, прятаться, царапаться и кусаться под издевательский смех нечисти. Всякое бывало, и как показала практика, все это сподручнее делать, не запутываясь в подоле и не оставляя куски ткани на ветках кустов.
Люди давно это поняли, пусть и причины были немного другие, индустрия моды давно уравняла и мужчин, и женщин.
Жаль, но те платья, что нашли меня спустя столько лет, так и остались лежать нетронутыми. Я встала и застегнула молнию.
— С обычным ножом — ни малейшего, — согласилась Майя, на этот раз спокойно и деловито. Истеричные нотки исчезли из ее голоса, и на одно мгновение мне показалось, что она старше, чем хочет казаться. И умнее. — А с атамом…
Мы одновременно посмотрели на каменное лезвие. В словах девочки была своя правда. Железным ножом я могла тыкать в нечисть хоть до посинения или пока рука не устанет, или пока «жертве» не надоест. С серебром на лезвии все бы выглядело не так весело. Была бы боль, может, смерть, если очень повезет и нечисть попадется слабая и нерасторопная. Другое дело — жертвенный нож, пьющий саму жизнь. Такому достаточно войти в тело на миллиметр, чтобы лишить жизненной силы. И от того, кто направляет орудие, зависит, быстро это будет или медленно.
Задень я железом бок, и получу в лучшем случае оскаленные клыки и ругательства, в худшем — лапой по морде. Но замени нож на атам, и жизнь покинет тело, для этого необязательно пробивать сердце. Погрузи артефакт в руку, ногу, хвост, и они отсохнут, и больше не отрастут, какова бы ни была регенерация.
Жертвенные ножи для этого и создавали: для причинения боли нечисти, для ее уничтожения. С атамом у меня был шанс, очень маленький, но был.
Я подняла глаза на девочку. Сразу вспомнились слова вестника о неудавшемся покушении, о том, почему оно не удалось. Майя была ребенком, на год или два старше моей Алисы. Что же мы творим со своими детьми?
— Нет. — Я накинула на плечи блузку и стала застегивать пуговки.
— Но, хозяйка!
Я повернулась к девочке, она прекрасно чувствовала мое состояние.
— Мне он не нужен. Забирай! Хочешь — верни на место, хочешь — утопи в болоте, продай или оставь себе. Я эту гадость в руки не возьму.
