— А ты молодец, — хрипло проговорил Костырин. — Я даже не ожидал…
— То ли еще будет, — выпалил Андрей.
— Ну держись!
И Костырин снова бросился на Андрея. От сильного толчка Андрей отлетел к дереву и так больно стукнулся об ствол затылком, что у него на мгновение потемнело в глазах. Однако, понимая, что стоять на месте нельзя, он тут же сделал шаг в сторону, тряхнул головой и выставил перед собой руку. В то же мгновение пронзила ужасная мысль: его рука была пуста! Пальцы не чувствовали рукояти ножа!
В глазах у него прояснилось, и он увидел Костырина. Тот стоял в шаге от Андрея и усмехался. В тусклом свете фонаря поблескивал белый ряд зубов.
Андрей бросил быстрый взгляд себе под ноги в надежде, что нож лежит на земле, но его не было. Послышался хриплый смешок.
— Потерял? — весело проговорил Костырин. Внезапно лицо его словно бы выцвело и оцепенело. — Ну все, сука, теперь молись, — медленно произнес он и шагнул к Андрею.
Черкасов поднял кулаки к груди и приготовился дорого продать свою жизнь. Но тут произошло что-то необъяснимое. Костырин вдруг споткнулся и стал медленно заваливаться набок, как будто на него навалилась невидимая цементная плита.
— Что… такое… — с усилием и изумлением выговорил он.
Но в это мгновение вторая невидимая плита упала на первую, и, не выдержав их веса, Костырин свалился на землю. Он попробовал встать, загребая рукой жидкую грязь, но рука его соскользнула, и он Снова упал.
Андрей постоял немного, пытаясь понять, что же произошло. Затем медленно, с опаской подошел к распростертому на земле Костырину. Тот лежал на правом боку. На груди у него что-то белело. Андрей пригляделся и понял, что это — белая костяная рукоять ножа.
В тот вечер Андрей долго бродил по темным улицам, не зная, куда ему пойти. Нож он оставил там, на месте убийства. Оставил с перепугу, и теперь не решался за ним вернуться. Наверняка Костырина уже нашли. Наверняка там уже работают оперативники и следователи. И наверняка с белоснежной рукояти ножа уже сняли отпечатки пальцев. Его пальцев.
«Что будет с матерью? — думал Андрей. — Что с ней будет?»
Его мучила еще одна мысль.
Костырин был мертв. Он лежал в грязи, неподвижный и жалкий, как куча старого тряпья. Но дело было не закончено. По земле еще бродили два демона — Бутов и Серенко. И они должны были отправиться туда, куда отправился Костырин. В ад.
Андрей купил в киоске бутылку какого-то крепкого дрянного пойла и принялся тут же его пить, останавливаясь лишь затем, чтобы перевести дух. Тело его отяжелело, но голове стало легче. Мысли стали легкими, почта невесомыми, губы сами собой растянулись в улыбку.
— Эй, алкоголик! — со смехом окликнула Андрея продавщица. — Ты не лопнул? Закусить не хочешь?
Андрей отбросил бутылку в сторону, повернулся и побрел прочь от киоска — в темноту улицы. Под ногами чавкала мокрая грязь. С веток деревьев, на которые натыкался Андрей, на него сыпалась дождевая влага. Она попадала Андрею за шиворот, и он ежился. Он все шел и шел, сам не зная куда. Андрей не знал, сколько прошло времени…
И вот он стоял перед дубовой дверью и жал на кнопку звонка. Он понятия не имел, как пришел сюда и что это за дверь. Ноги сами привели.
За дверью зашелестели легкие шаги.
— Кто там? — спросил звонкий голос.
— Это я… Андрей.
Щелкнул замок, и дверь открылась.
— Ты?
Андрей кивнул:
— Да. Можно войти?
— Входи.
Андрей перешагнул порог и отключился.
8
Гога отошел назад и полюбовался на готовое «произведение». На стене была нарисована борьба древних ящеров. Здоровенный тиранозавр сжал огромными, усыпанными зубами челюстями тонкую длинную шею бронтозавра. Картина получилась устрашающая.
— Ну, разве я не гений? — спросил сам себя Гога и сам же себе ответил: — Гений!
Он сложил флакончики с краской в рюкзак, закинул его на спину и зашагал к метро, насвистывая под нос песенку группы «Раммштайн», жутко собой довольный.
В последние дни Николаич здорово хвалил его работы. Не то чтобы хвалил, но говорил постоянно:
— Гога, наконец-то ты стал писать что-то приемлемое! Твои работы стали выделяться!
Выделяться! Вот так-то вот! «Это значит, что у меня есть собственный, неповторимый стиль! Как у Леонардо или Караваджо!» — сказал себе Гога и хихикнул от радости и наплыва положительных чувств.
У бордюра лежала пустая пивная бутылка. Гога слегка разбежался и вдарил по ней ботинком. Бутылка прогромыхала по асфальту метров десять и остановилась.
— И удар у меня хороший, — похвалил себя Гога. — И сам я парень не промах!
Он засмеялся и двинулся дальше. Поравнявшись с бутылкой, Гога остановился и занес ногу для еще одного удара.
— Эй, толстяк! — окликнул его негромкий голос.
Гога опустил ногу и завертел головой. Возле бетонного забора стоял долговязый лысый парень.
— А? — спросил Гога. — Чего?
Парень разжал губы и громко спросил:
— Это твоя бутылка?
— А что такое?
— Подбери.
— Чего-о?
Парень «отклеился» от забора и стал медленно надвигаться на Гогу. Тот инстинктивно отступил назад.
— Подбери бутылку. Нехорошо мусорить, — спокойно повторил парень.
Лицо у него было бледное, а над глазами не было даже намека на брови, только розоватые, как у младенца, надбровные дуги.
Гога ткнулся спиной в стену дома и остановился.
— Тебе че надо-то? — спросил он приближающегося парня.
— Ты что, тупой?
— Я? — открыл рот Гога.
— Ты, ты.
Парень остановился возле Гоги и принялся сверлить его серыми глазами. Лицо у него было страшное, и глаза тоже страшные. Гога сглотнул и спросил, стараясь говорить уверенно и спокойно:
— Тебе что, докопаться не к кому?
Вместо ответа бледнолицый улыбнулся и спросил:
— Ты Андрея Черкасова знаешь?
— Ну.
— Где он?
Гога хмыкнул:
— Ну ты спросил. Откуда же мне знать? Я с ним не сплю.
— Ты давно его видел?
— Давно. Неделю назад.
Парень сощурил глаза:
— И с тех пор вы не встречались?
— Нет, — мотнул головой Гога.
— Ладно. — Незнакомец перестал сверлить Гогу глазами и опустил взгляд вниз. — Бутылку-то поднимешь? — небрежно и лениво спросил он.
