Судя по запаху краски, клея и растворителя, здесь совсем недавно делали ремонт. Свежевыкрашенные стены, белоснежные переборки из гипсокартона и аккуратные плинтусы подтверждали это.
— Вот, дружище, здесь у нас что-то вроде штаба, — сказал Костырин. — Здесь мы обсуждаем текущие дела, разрабатываем стратегию и тактику… Ну и так далее. Как тебе здесь?
— Ничего. Уютно. Сколько здесь таких залов?
— Два и мой кабинет. Следующий побольше, но там ринг. Раньше здесь был боксерский клуб, — пояснил Костырин.
На капитальной стене висело черное полотнище, на котором желтыми буквами было написано — «РОССИЯ ДЛЯ РУССКИХ». Костырин перехватил взгляд Андрея и пояснил:
— Это официальное название нашего молодежного объединения. — Он посмотрел на часы. — Сейчас подойдут остальные — познакомишься.
Они подошли минут через десять. Трое крепких парней, судя по внешности — ровесников. Всем им было не больше двадцати пяти лет.
На Андрея они посмотрели без всякого любопытства, словно он был не человеком, а частью антуража. Но так было лишь до тех пор, пока Костырин им Андрея не представил. А сделал он это весьма церемонно:
— Господа, позвольте представить вам нового члена нашего объединения — Андрея Черкасова! Я его знаю несколько лет и готов поручиться за него, как за самого себя!
Первым руку Андрею пожал высокий мускулистый парень с лысым, бледным черепом, почти безбровый, с насмешливо прищуренными глазами.
— Федчиков. Валера, — представился он. — А ты ничего, крепкий. Это хорошо. Для крепких парней у нас всегда есть работа.
Вторым был невысокий толстый парень с круглым лицом, круглыми глазами и черной полоской усиков над пухлой, как у ребенка, верхней губой. Его звали Василий Бачурин. Пожимая руку, он внимательно вгляделся в лицо Андрея и с сомнением произнес:
— Где-то я тебя уже видел… Вот только не помню где.
— Наверно, в «Серебряной вобле», — предположил Андрей. — Я туда захаживаю.
— Может быть, может быть… — пробормотал толстяк, уступая место следующему товарищу по оружию.
Третий парень был среднего роста, среднего телосложения, с глуповатым и самодовольным лицом.
— Серега Серенко, — представился он. — Добро пожаловать в наши ряды, чувак. Теперь ты можешь смел о ходить по улицам родного города. Ни одна черная мразь тебя не тронет! А если тронет, будет иметь дело с нами. И лично — со мной! Если будут проблемы — обращайся прямо ко мне. Понял, молодой?
— Ну вот, парень. Троих, а включая меня — четверых, ты уже знаешь. С другими познакомишься по ходу. Так сказать, в рабочем порядке. А теперь я покажу тебе свой личный кабинет. Пошли!
Личный кабинет Костырина оказался маленькой каморкой, стены которой были увешаны книжными полками, а все свободные места — завешаны плакатами и картинками-репродукциями. Довольно занимательными. Мрачные офорты Гойи, не менее мрачные гравюры Дюрера (с неизбежными «Тремя всадниками Апокалипсиса»), портрет бравого молодого человека с гордо поднятой головой. Правее — репродукции картин Нестерова — триптих «Александр Невский» и Васильева — какие-то былинные богатыри в шлемах.
Андрей глянул на корешки книг — Ницше, Лоренцо Валла, «Новый русский порядок», Сковорода, Державин, Пушкин, Достоевский, Светоний, Константин Леонтьев и так далее.
— Зачем все это? — кивнул Андрей в сторону книг.
— Глупый вопрос, — холодно ответил Костырин. — Эти книги — сокровищница мировой и русской мысли. Мы ведь не варвары, которые пришли из ниоткуда и уйдут в никуда. Варвары — это «черножопые» и «желтолицые». Мы — крестоносцы, защищающие от них белую цивилизацию.
— Ясно, — без тени насмешки кивнул Андрей. — А что, твои коллеги тоже все это читают?
Костырин растянул узкий рот в усмешке:
— Ну, во-первых, не «твои» коллеги, а «наши» коллеги. Ты ведь теперь один из нас, не забыл? А во-вторых, им не обязательно все это читать. Они — бойцы. Они должны твердо знать свою работу и выполнять ее без всяких сомнений. Ты ведь не станешь показывать солдату карту фронта, потому что он все равно ни черта в ней не поймет.
— Значит, ты у них вроде… генерала?
Костырин кивнул:
— Можно сказать и так. В любой битве должен быть полководец. Считай, что я и есть тот самый полководец. Это не значит, что я какой-то особенный. Просто у каждого в этой жизни свое предназначение. И только Богу известно, чье важней. Может, Александр Матросов своим подвигом сделал для русской нации больше, чем Жуков и Рокоссовский вместе взятые. Мы никогда этого не узнаем. Во всем есть божий промысел.
Андрей вновь оглядел стены кабинета.
— Значит, ты генерал, — задумчиво пробормотал он. — Интересно.
Костырин поморщился:
— Дался тебе этот генерал! Ну хорошо, я генерал. И мне, как и любому генералу, нужен умный, образованный ординарец. Не могу же я беседовать о Достоевском или Леонтьеве с Серегой Серенко. Ты, кстати, где учишься?
— В политехническом университете.
— О черт! Так мы с тобой еще и однокашники бывшие! Может, ты и профессора Киренко знаешь?
— Шапочно.
— Редкая гнида. Будь моя воля, задушил бы его собственными руками. — Костырин хищно усмехнулся. — Возможно, когда-нибудь я это сделаю. Ладно, пора звать ребят.
Костырин расстелил на столе карту района и ткнул в нее пальцем:
— Вот, смотрите. Здесь стоит дом. Он давно у нас на примете, но бомбить нам его еще ни разу не приходилось.
— А что там? — спросил Андрей.
Костырин поднял голову и насмешливо на него посмотрел:
— Там, Андрюха, живут наши враги. Этот дом напичкан инородцами, как булка — изюмом.
Андрей кивнул, потом спросил:
— А что это за инородцы? Что они делают в Питере?
Парни засмеялись.
— Что? — обиженно спросил Андрей.
— Ничего, — ответил за всех Костырин. — Просто ты, как всегда, зришь в самый корень. Так вот, Андрюха, в первом и втором подъездах живет рыночный элемент. Черное мясо, быдло. Они каждый день — с утра до ночи, горбатятся на рынке. С этими все просто. А вот в третьем — обитает контингент поинтересней. Студенты и аспиранты, всякие там медики и педики. Это самый опасный элемент нашей таблицы Менделеева.
— Что же в них опасного? Простой молодняк.
Парни переглянулись, и на губах у них вновь заиграли улыбки.
— Сразу видно — кадр неподкованный, — с сухой ухмылкой пригвоздил Андрея бледный и мускулистый Валерий Федчиков. Андрей уже окрестил его про себя— Белая Смерть.
— Дилетант, — протянул толстяк Бачурин.
А Серенко лишь покачал головой.
Андрей вспылил:
