— Дмитрий? — неуверенно спросил он.
— Он самый! — кивнул бритоголовый. Он взял кружку и придвинулся поближе к Андрею. — Вот, блин, а я тебя и не узнал! Хотя амнезией вроде Не страдаю. Что у тебя с физиономией, братан? Бледный какой-то стал, высохший. Как будто не два года прошло, а целых десять!
Андрей улыбнулся:
— Ну, знаешь, ты тоже изменился. Заматерел. А волосы куда девались? Облетели?
— Ага, — кивнул Костырин. — Как деревья осенью. Жизнь дунула и сдула!
— Бывает, — кивнул Андрей.
Он допил пиво и поставил кружку на барную стойку. Посмотрел на часы.
— Уже уходишь? — спросил Костырин.
Андрей кивнул:
— Да, пора.
— А то давай еще по одной? За встречу.
Андрей снова посмотрел на часы и вздохнул:
— Я бы рад, но у меня дела.
— Ну ты упертый, а! — с усмешкой покачал головой Костырин. Потом хлопнул ладонью по барной стойке и твердо сказал: — Значица, так, Эндрю. Я так думаю, что обождут твои дела. В натуре, братан, че у тебя там, горит, что ли? Или ты каждый день старых друзей встречаешь?
Андрей задумчиво почесал затылок, словно бы что-то прикидывал. Потом кивнул:
— Ладно. Еще по кружечку, пожалуй, можно.
Костырин, по своей привычке, щелкнул бармену пальцами, и заказал еще два пива.
— Ты, Андрюх, после того вечера у меня еще долго с Модильяни ассоциировался, — сказал Дмитрий, потягивая холодное нефильтрованное. — Знаешь такого художника?
Андрей усмехнулся (еще бы ему, художнику, не знать Модильяни!).
— Слышал, — сказал он.
— Так вот, у него одна картина есть — портрет молодого человека в полосатом пуловере. Ты, правда, не такой одуванчик, но все-таки. А хороший был чувак этот Модильяни. Ты вообще к живописи как?
— Нормально. Но у Модильяни мне больше нравятся его обнаженные. Особенно «Прекрасная римлянка».
— Да, неплохая вещь, — кивнул Костырин. Затем внимательно и немного удивленно посмотрел на Андрея. — А ты, оказывается, сечешь. Приятно иметь дело с образованным человеком. Скажу тебе по секрету, братан, в этом баре такие — редкость. Кстати, тебя-то сюда как занесло? Живешь, что ли, рядом?
Андрей щелкнул крышечкой зажигалки и прикурил сигарету. Покачал головой:
— Да нет. Подрабатывал здесь неподалеку.
— Понятно. — Костырин машинально проследил за тем, как Андрей спрятал зажигалку в карман. — А чем занимаешься?
— Да малярю потихоньку, — пахнул дымом Андрей. — Побелка там, штукатурка, шпаклевка…
— О, да ты у нас рабочий класс. Уважаю! За пролетариев!
Костырин отсалютовал Андрею кружкой, затем приложился и пил до тех пор, пока не допил до дна. Грохнул кружку на стойку, вытер мокрый рот тыльной стороной ладони и объяснил:
— Сушит меня что-то. Наверное, с похмелюги. Слышь, Андрюх, а помнишь, как мы с тобой в Неве бултыхались?
— Еще бы, — усмехнулся Андрей. — Ты тогда меня здорово выручил.
— Ага. Не поверишь — но ведь я тебя утопить хотел. Да-а… Не понравился ты мне поначалу. Думал, гнида. Это уже потом я тебя разгадал. Когда мы в воде оказались. — Костырин вытряхнул из пачки «Петра» сигарету, закурил и продолжил: — Я ведь до самого последнего момента не верил, что ты прыгнешь. Да и потом думал, что завизжишь, как свинья, и обратно на берег поползешь. А ты молодец!
Андрей слушал эти излияния с оцепеневшей улыбкой на губах. «Я тебя утопить хотел… Я тебя утопить хотел…» — как заевшая пластинка крутилось у него в голове. Он с трудом разлепил губы и проговорил, стараясь, чтобы голос звучал развязно и небрежно:
— Ты, кстати, бабу у меня тогда увел. Или забыл?
Глаза Костырина азартно блеснули:
— Не увел, а выиграл! Все было по-честному.
— Если бы не судорога… — начал было Андрей, но Дмитрий его оборвал:
— Брось! У меня первый разряд по плаванью. Я мог сразу вырваться вперед, но специально держался рядом.
— Зачем?
— Как зачем? Я ведь говорю. — утопить тебя хотел!
— Ах да, я забыл, — усмехнулся Андрей.
Костырин усмехнулся в ответ:
— Получается, что я чуток сжульничал, да? Это как если бы снайпер вызвал пятилетнего малыша на дуэль.
Сравнение покоробило Андрея, но он не подал виду.
— Ну ничего, — развязно продолжил Костырин. — В основном все было по правилам. Да и не стоила она тебя, та телка. Как там ее звали?
— Полина, — сказал Андрей.
— Да, точно — Полина. — Костырин прикрыл глаза и поцокал языком. — Какая у нее была попка, а? Помнишь?
— Помню. Как у вас? Сложилось?
Дмитрий вздохнул:
— Да как тебе сказать… Покувыркались недельку, а потом разбежались. Все они, бабы, одинаковые. Сначала ластятся, как кошки, а потом начинают вопить и когти выпускать. Да и дура она была. Моне от Мане отличить не могла.
— И Юнга от Юма, — задумчиво добавил Андрей.
Дмитрий ухмыльнулся:
— Вот именно. Так что не стоит и переживать. — Он заказал себе еще кружку пива. А потом вдруг сказал: — Знаешь, Эндрю, вообще-то с Полинкой мы разошлись не из-за этого. Не из-за ее сучьего характера. — Он отхлебнул пива и, как-то странно улыбаясь, продолжил: — Если честно, она сама меня бросила. И знаешь ради кого?
— Ради кого? — тихо спросил Андрей.
— Ей-богу, ты будешь смеяться. Ради одного «хача». Можешь себе представить? Променяла меня на черножопого!
— Да, неприятно, — подтвердил Андрей.
— Я его потом встретил в темном переулке и втолковал, как нехорошо портить русских девчонок. Он после того разговора три недели на больничной койке провалялся. Думаю, на всю жизнь запомнил. — Костырин вновь отхлебнул пива, угрюмо вытер рот и сипло проговорил: — Эх, попался бы он мне сейчас.
— И что бы ты с ним сделал? — поинтересовался Андрей.
Костырин медленно повернул к нему голову, сощурил свои потемневшие от злобы глаза и, сухо улыбнувшись, спросил:
— А ты? Что бы ты с ним сделал, если бы он увел у тебя Полину?
Андрей вмял окурок в пепельницу и спокойно ответил:
— Я бы его убил.
В глазах Костырина замерцал огонек любопытства:
— Ты это серьезно?
— Вполне. Я бы вообще собрал всех черножопых и отослал их в Сибирь или на Камчатку. Пускай они уголек добывают, нефть качают и мерзлую породу ломиком долбят. Хоть какая-то польза от них будет.
— М-да… Видно, серьезно они тебя достали. И давно у тебя в голове такие мысли?
