2) по делу Ю.В. Саблина, Попова, Протопопова по обвинению их в руководстве вооружённым выступлением для захвата власти.
3) по делу Блюмкина и Андреева, обвиняемых в убийстве германского посла графа Мирбаха и признав, что данными следствия всё вышепоименованные лица вполне изобличаются в инкриминируемых им преступлениях,
ПОСТАНОВИЛА:
Привлечь в качестве обвиняемых М.А. Спиридонову, Голубовского, Майорова, Карелина, Черепанова, Фишмана, Прошьяна, Магеровского, Трутовского, Саблина, Попова, Протопопова, Блюмкина и Андреева; следствие заключить и следственный материал передать в обвинительную коллегию Трибунала при ВЦИК".
Мужественная женщина, Мария Спиридонова на допросе в следственной комиссии 10 июля, пытаясь спасти товарищей по партии, всё взяла на себя:
— Я организовывала дело убийства Мирбаха с начала до конца... Блюмкин действовал по моему поручению...
Однако не помогло. Через два дня по решению ВЧК 13 чекистов из отряда Попова были расстреляны как "изменники". Блюмкина заочно приговорили к трём года заключения. Всех остальных задержанных, в том числе и саму Спиридонову, (временно) выпустили на свободу.
Расстреляли без суда и следствия и Александровича (настоящая фамилия Дмитриевский) после краткого допроса и доверительной беседы с Яковом Петерсом. Причём, его расстрел удивил многих. Это был единственный член ЦК партии эсеров и, к тому же, практически непричастный к убийству Мирбаха. Спиридонова на вопрос об Александровиче заявила следователям:
— Мы от него скрывали весь мирбаховский акт, а другого ведь ничего и не готовилось. Он выполнял некоторые наши поручения, как партийный солдат, не зная их конспиративной сущности.
Другими словами, когда Александрович подделывал на удостоверении Блюмкина подпись Дзержинского, он даже не предполагал, что за этим последует.
Защищал своего теперь уже бывшего заместителя и сам "железный Феликс":
— Александровичу я вполне доверял, почти всегда он соглашался со мною.
Ещё сидя в тюрьме и читая советские газеты, Спиридонова не могла сдержать эмоций по поводу действий большевиков во время расследования дела об убийстве германского посла:
— Газеты читаем с отвращением. Сегодня меня взял безумный хохот. Я представила себе — как это они ловко устроили. Сами изобрели "заговор". Сами ведут следствие и допрос. Сами свидетели и сами назначают главных деятелей — и их расстреливают. Ведь хоть бы одного "заговорщика" убили, а то ведь невинных, невинных... Как их убедить, что заговора не было... Я начинаю думать, они убедили себя сами, и, если раньше знали, что раздувают и муссируют слухи, теперь они верят сами, что "заговор" был. Они ведь маньяки. У них ведь правоэсеровские заговоры пеклись, как блины.
27 ноября 1918 года состоялся революционный трибунал при ВЦИК, на котором разбиралось дело о контрреволюционном заговоре ЦК партии левых социалистов-революционеров. Но из всех обвиняемых (из тех, разумеется, кого не расстреляли ещё в июле) в зал заседания трибунала были доставлены лишь двое — Мария Александровна Спиридонова и Юрий Владимирович Саблин. Остальные ударились в бега. Да и оба присутствующих тут же заявили, что по постановлению партии левых социалистов-революционеров и по личным убеждениям они отказываются принимать участие в том, что происходит в этом зале. А происходит там всего лишь суд одной партии над другой, что совершенно недопустимо.
— Нашу междоусобицу, наш спор может решить только III Интернационал, поэтому я покидаю зал суда, — заявила Спиридонова.
Однако государственный обвинитель Николай Крыленко тут же успокоил подсудимых:
— Данный суд вовсе не есть суд одной партии над другой, а это есть суд, установленный Конституцией Российской Социалистической Федеративной Советской республики, поэтому я прошу у суда в ходатайстве обвиняемым отказать и дело слушанием продолжать, не мешая обвиняемым апеллировать к III Интернационалу.
Суд принял, с одной стороны, решение — дело слушать, хотя обвиняемые и отказываются присутствовать в зале суда, с другой же стороны, в конечном итоге, обоих обвиняемых амнистировать. Остальных же приговорили: Попова, при поимке и установлении личности, к расстрелу, как врага трудящихся, оставшихся, опять же при поимке, заключить в тюрьму с применением принудительных работ на три года.
30
Председатель уездного исполкома города Кирсанова коммунист Сокольский, сменивший Баженова, пригласил к себе Антонова.
— Товарищ Антонов, здравствуй, — Сокольский встал, вышел из-за стола, приветствуя рукопожатием начальника милиции. — Присядем!
Сокольский жестом указал на два кожаных кресла на выбор. Антонов сел в одно из них, Сокольский удобно устроился в другом.
— Рад тебя видеть. Серьёзно рад, — улыбнулся Сокольский, заметив недоверчивую мину на лице Антонова. — Я ведь перед УИКом отстоял твою кандидатуру на этой должности. Доказал, что ты зарекомендовал себя настоящим, решительным руководителем столь важного участка в уезде.
— Спасибо, товарищ Сокольский, — кивнул Антонов.
— Я ведь ещё твоего отца знавал. Не скажу, что лично знал, нет. Мы всё-таки разного поля ягоды. Но пару раз приходилось пересекаться.
Сын известного до революции кирсановского фабриканта Яков Сокольский вряд ли где-то мог пересекаться со слесарем-кустарём, поэтому Антонов этим словам не очень-то и поверил. Хотя, впрочем, чего в жизни не бывает.
— Так вот, собственно, перехожу к делу, Александр Степанович.
Сокольский встал, заложил руки за спину и начал прохаживаться взад-вперёд перед сидящим Антоновым. Так ему, видимо, легче было выражать свои мысли.
— Ты, вероятно, слышал о том, что в нашей стране находится тридцатитысячный Отдельный Чехословацкий корпус.
Сокольский глянул сверху вниз на Антонова, тот утвердительно кивнул.
— В связи с Брест-Литовскими переговорами, проводившимися нашим центральным правительством с германской и австро-венгерской делегациями, мы добились от Антанты признания этого корпуса автономной частью французской армии и поставили перед французами вопрос о переброске чехословаков в Европу через Владивосток при условии их лояльности и сдачи основной части вооружения в назначенных для этого пунктах. Однако Антанта нарушила свои обязательства. Как нам стало известно, ещё 2 мая Верховный совет Антанты принял решение использовать чехословацкие части в качестве авангарда для своей интервенции в Советскую Россию. Эшелоны с чехословацким корпусом растянулись уже от Пензы до Владивостока. Мы должны с тобой, властью нам данной, воспрепятствовать этому стремлению буржуазии хотя бы на нашем маленьком участке советской России.
Сокольский сделал паузу, вновь наблюдая за реакцией Антонова. Тот сидел молча и внимательно слушал.
— Вынужден тебе сообщить, что эти приспешники буржуазии и капиталистов, чехословаки, до сегодняшнего дня уже захватили Челябинск, Новониколаевск, Пензу, Сызрань, Томск, Омск, Самару, Златоуст. Представляешь картину? Мною по телеграфу получен приказ из Тамбова от товарища Чичканова о том, что в Кирсанов завтра прибудет эшелон с полком чехословаков, и нам необходимо этот эшелон оккупантов разоружить. Я поручаю это ответственное задание тебе. Потому что верю, что ты с ним справишься.
