Несмотря на то, что эсер Керенский возглавлял в данный момент правительство, всё шло к тому, что социалисты-революционеры могли потерять власть. А терять власть никогда ни одной из партий не хотелось. Особенно здесь, на Тамбовщине, где позиции эсеров особенно сильны.
В кабинете городского головы Тамбова, разумеется, эсера, часто и подолгу засиживались на закрытых совещаниях начальник Тамбовского ударного полка (как товарищи по партии их называли — "ударников"), нерегулярной вооружённой воинской части, так называемой эсеровской гвардии, прапорщик царской армии Леонов, начальник Тамбовской милиции, член Тамбовского губкома ПСР Булатов, также член губкома, помощник начальника 2-й части милиции Александр Антонов и другие. Леонов и его заместители частенько наезжали в Петербург и Москву за инструкциями Центрального Комитета. Согласно этим инструкциям, в Тамбове, помимо ударников, которых, по неофициальным данным насчитывалось до пяти тысяч человек, необходимо было создать молодёжную дружину по охране города из трёхсот гимназистов и студентов, каждому из которых следовало, в случае необходимости, выдать по винтовке и по две обоймы патронов. А пока обучать юнцов обращаться с оружием.
Но где взять оружие? Да его полно в городе. Даже во дворе городской Управы целый склад имеется. Только нужно, разумеется, вывезти его так, чтобы комар носа не подточил. А то ведь большевики не дремлют: у них везде есть свои глаза и уши. К тому же, им самим нужно оружие, ведь их партия уже почти в открытую готовилась к вооружённому восстанию.
Но, как ни маскировались ударники Леонова, подавляющее большинство которых составляли дети крупной и мелкой буржуазии Тамбова, пытаясь ночью вывезти несколько возов винтовок со двора городской Управы, их всё же заметили рабочие. Они тут же сообщили об этом Ивану Гаврилову, тот же знал, что делать дальше. Дело было в начале октября. Накануне выпал первый, ещё робкий снежок, на котором и остались следы от тележных колёс. Уже на рассвете это стало известно большевикам и большевистская фракция городского Совета рабочих и солдатских депутатов сделала по этому поводу официальный запрос городскому голове на пленуме горсовета. Однако тогда ещё с большевиками было справиться довольно легко: и городской голова, и начальник милиции выдали депутатам официальную справку, что никакого оружия во дворе городской Управы никогда не было, и что, в силу этого, сообщение большевистской фракции — чистой воды провокация.
Зато, когда спустя всего несколько дней эсеровскими ударниками был обчищен Тамбовский артиллерийский склад, откуда вновь вывезли несколько возов винтовок и патронов, большевики действовали уже более решительно и по их настоянию горсовет создал специальную следственную комиссию. Впрочем, председателем комиссии был назначен тот же начальник тамбовской милиции, эсер Булатов, а одним из членов также эсер Антонов. Для виду, разумеется, было проведено целое расследование инцидента, а в заключении комиссии значилось, что факт действительно имел место, но ограбление склада было произведено приезжими из другого города. И найти "гастролеров" уже не представляется возможным. Депутаты городского Совета рабочих и солдатских депутатов были вынуждены принять выводы комиссии, а улыбающийся Булатов самодовольно переглянулся с Антоновым, и они пожали друг другу руки.
Тем временем, исторический поворот в судьбе России неумолимо приближался.
15
Утром, во вторник 24 октября 1917 года жители Петрограда были взбудоражены расклеенными на стенах и заборах, а также разбрасываемыми по улицам листовками. Любопытные останавливались и читали:
"К населению Петрограда!
Граждане! Контрреволюция подняла свою преступную голову. Корниловцы мобилизуют силы, чтобы раздавить Всероссийский съезд Советов и сорвать Учредительное собрание. Одновременно погромщики могут попытаться вызвать на улицах Петрограда смуту и резню.
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов берёт на себя охрану революционного порядка от контрреволюционных и погромных покушений.
Гарнизон Петрограда не допустит никаких насилий и бесчинств. Население призывается задерживать хулиганов и черносотенных агитаторов и доставлять их комиссарам Совета в близлежащую войсковую часть. При первой попытке тёмных элементов вызвать на улицах Петрограда смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу, преступники будут стёрты с лица земли.
Граждане! Мы призываем вас к полному спокойствию и самообладанию.
Военно-революционный комитет при Петроградском
Совете рабочих и солдатских депутатов".
По всему чувствовалось: назревало что-то грозное, роковое. Гораздо более ужасное, нежели в феврале.
На улице дул сырой промозглый ветер. Холодная грязь просачивалась в обувь даже сквозь подмётки. Две роты юнкеров, мерно печатая шаг, прошли вверх по Морской улице. Их ряды стройно колыхались в такт шагам. Они пели старую солдатскую песню царских времён. По улицам разъезжали конные милиционеры, вооружённые револьверами, упрятанными в новенькие блестящие кобуры.
С рассветом, как всегда, начали своё ленивое шествие по улицам трамваи, облепленные снаружи штатскими и военными в самых разнообразных, а порой и весьма заманчивых позах. Вдоль стен домов и заборов стояли рядами дезертиры, одетые в военную форму и торговавшие папиросами и семечками.
По всему Невскому в густом тумане толпы народа с боем разбирали последние выпуски газет или собирались у афиш, пытались разобраться в призывах и прокламациях, которыми были заклеены все стены. Здесь были прокламации ЦИК, крестьянских Советов, нескольких социалистических партий, армейских комитетов. Все угрожали, умоляли, заклинали рабочих и солдат сидеть дома, поддерживать правительство.
Какой-то броневик всё время медленно двигался взад-вперёд, завывая сиреной. На каждом углу, на каждом перекрёстке собирались густые толпы. Горячо спорили солдаты и студенты. Город был настроен нервно и настораживался при каждом резком шуме.
Так всегда бывало в Петрограде перед беспорядками.
Смольный институт для благородных девиц был превращён большевиками в свой штаб. Уже практически неделю попасть туда было не так-то просто. У внешних ворот стояла двойная цепь часовых, а перед главным входом тянулась длинная очередь людей, ждавших пропуска. В Смольный пускали по четыре человека сразу, предварительно установив личность каждого и узнав, по какому делу он пришёл. Выдавались пропуска, но их система менялась по нескольку раз в день, потому что шпионы постоянно ухитрялись прорываться в здание.
В то утро Лев Давидович Троцкий, должен был, как и все остальные члены Центрального Комитета РСДРП(б), перебраться в Смольный с тем, чтобы не покидать его до самой победы вооружённого восстания, в которой большевики были уверены. Но ему пришлось задержаться у внешних ворот. Он забыл пропуск. Троцкий рылся по карманам, тщетно пытаясь найти бумагу, а часовой раздражённо поторапливал его, заявляя, что ему не хватит смены возиться с каждым по стольку времени.
