Утром 23 августа по набату в имении Лотарево князя Вяземского, что в Усманском уезде, собралось около пяти тысяч крестьян из окрестных сел. Огромный, почти двухметрового роста мужик с лопатообразной, наполовину седой бородой одним движением руки направлял всю эту массу. Они своей массой смели солдатский патруль из 30 человек, охранявший имение, ворвались в дом князя, которого разбудил набат и который не понимал, по какому поводу зазвучал этот набат. Князь Борис был в атласном длинном халате, причёсанный и ухоженный. Жена его болела и потому осталась в спальной комнате. Князь же вышел в гостиную, где и встретил непрошенных гостей.
— В чём дело? — грозно окрикнул он мужиков, но те были настроены решительно.
— А в том дело, барин, что хватит пить нашу кровушку, — за всех ответил тот самый мужик. — Намедни получил я весточку, что и второй мой сын погиб на фронте, а ты тут со своей барыней в масле катаешься. Нонче наша власть пришла! Хватай его, мужики!
Крестьяне тут же окружили князя, схватили его под руки и поволокли во двор под истошные его крики.
— Барыню ищите, княгиню! — командовал вожак.
Мужики разбежались по дому. Княгиню нашли в спальне и, как была в ночной рубашке с ночным же чепцом на голове, также вытащили её во двор.
— Пожалейте княгиню, она слаба, болеет, — попросил князь.
Мужики глянули на своего предводителя, ожидая указаний. Тот стоял, почёсывая затылок. Княгиня обезумевшими от страха глазами смотрела на взбунтовавшуюся чернь. Она была действительно больна и очень слаба, едва держалась на ногах.
— Ладно! Отвезите её в Коробовку и держите под арестом, как заложницу, — сжалился предводитель. — Князя же заприте пока в хлеву. И — гуляй, мужики!
Один из сбежавших караульных князя Вяземского (остальные перешли на сторону смутьянов) на лошади добрался до Усмани и сообщил уездному комиссару Русанову о происшедшем. У того волосы дыбом встали. Он тут же направил в Лотарево своего помощника с двадцатью солдатами. Отряд добрался в имение только к вечеру. Лишь к утру помощнику уездного комиссара удалось уговорить крестьян освободить князя с условием немедленной отправки его на фронт. Под конвоем милиционеров во главе с прапорщиком Петровым и выборных толпы князя Вяземского отправили на станцию Грязи. Несколько позже туда же отправился и помощник уездного комиссара с сорока солдатами и начальником уездной милиции. Задержка была вынужденной: ему сообщили, что взбунтовавшиеся мужики, снова ударив в набат, пошли громить соседнее имение князей Вельяминовых. Лишь успокоив с помощью солдат погромщиков, помощник уездного комиссара отправился на станцию Грязи. Однако он опоздал всего на несколько минут. Князь Вяземский был зверски забит до смерти солдатами из проезжавшего эшелона и толпой местных крестьян. Вернувшись в Усмань, помощник доложил своему начальнику о случившемся. Уездный комиссар Русанов по телефону связался с губернским комиссаром Временного правительства (так именовались руководители исполнительной власти на местах, которых затем сменили большевистские председатели исполнительных комитетов) в Тамбове Давыдовым и запросил срочной помощи в двести надёжных конных солдат, а ещё лучше казаков, а также потребовал от судебных властей немедленных арестов подстрекателей к убийству.
11
В Абакумовской волости Тамбовского уезда 9 августа был арестован житель села Гладышево Михаил Коньков за провокационные заявления по отношению к Временному правительству и пропаганду большевистских идей.
Унтер-офицер гвардейского егерского резервного полка двадцатилетний Александр Головачёв 9 августа прибыл из Петрограда в отпуск в родное село Гладышево. Как водится в таких случаях, земляки пришли с расспросами про столичное житьё-бытьё, про новую власть, про Керенского и немцев. Особенно обрадовался приезду своего друга детства Степан Куксов. Пригласил Головачёва к себе в дом. Но в саму избу не зашли, остановились у калитки. В это время проходили мимо земляки-односельчане и их ровесники Егор Мамонтов с Михаилом Коньковым, также нынешним питерцем, рабочим Путиловского завода.
— Здорово, служивый! — улыбнулся Мамонтов, радостно обнимая солдата.
— Здорово, Егор! Здорово, Михайла. Как вы тут живёте-можете?
— Можем помаленьку, — хитро сощурился Мамонтов.
— Разве ж это жизнь? — хмыкнул Коньков. — Ты же знаешь, Шурка, что в Питере смута. А всё из-за Временного правительства. Нельзя ему доверяться, и нельзя верить таким министрам, как Керенский и Чернов.
— За что ж ты на них взъелся? — удивлённо спросил Куксов.
— Как же! Они ж все буржуи, только рядятся в холопьи шкуры. Они неправильно поступают и ведут нас всех к гибели. Менять нужно такое правительство.
— Хорошо, если мы сменим новое правительство, и что же у нас тогда получится? Полная разруха. Так давай менять одно правительство на другое, — возразил ему Головачёв. — На фронте будет недовольствие и мы тогда совсем погибнем.
— А не погибнем, коли выберем кого надо.
— Кого же надо?
— А большевиков.
В это время к спорившим землякам подошли братья Егора Мамонтова Иван и Кузьма. Остановились, стали вслушиваться в разговор.
— Ты, товарищ, неправильно говоришь. Они же не хотят воевать с немцами. Ежели шагать по вашим программам, то придут немцы, заберут всё и будут властвовать над нами.
— Зато с немцем лучше будет жить, — пожал плечами Коньков.
— Если бы ты побывал в окопах, то не говорил бы этого, — возмутился Головачёв.
— Я не был на позициях, и не буду. И служить тоже не собираюсь. Всё равно к власти придёт Ленин, а Керенского и Чернова убьют. Тогда мы возьмём землю и наведём в стране порядок.
— Но вы же ходили в наступление на буржуев в начале июля, — вступил в перепалку Егор Мамонтов. — Почему же ни одного буржуя не избили и казаков не побили?
— Зато мы порвали на Чернове костюм, — с удовлетворением произнёс Коньков.
Действительно, 3-5 июля настроенная антиправительственно толпа агрессивно набросилась на вышедшего к ним министра земледелия эсера Виктора Чернова и в порыве манифестации порвала ему костюм. Это, пожалуй, был наибольший ущерб, который понесло Временное правительство во время этих событий.
— И за что же вы порвали на Чернове костюм? — поинтересовался Куксов.
— За то, что Чернов присоединяется к буржуазии. Большевики говорят, что крестьянам нужна земля, и эту землю нужно отобрать у буржуазии, а Чернов с этим не соглашается.
Такие слова мужикам не понравились. Расстались они, не попрощавшись. К тому же, братья Мамонтовы заглянули к своему старшему брату, Павлу, служившему в милиции и пожаловались на Конькова. Тот же взял с них письменные показания и доложил обо всём уездному комиссару Одинцову. Тот пустил дело по инстанции. Конькова арестовали. Судебный исполнитель открыл 25 августа дело по статье 403 Устава Уголовного судопроизводства. Конькова допрашивал судебный следователь 4-го участка Тамбовского уезда. Естественно, Коньков себя виновным не признал.
