— Снегу, снегу принесите! Тело разотрите! И печь затопите.
Сестра мигом выскочила во двор, принесла в ведре снег и стала растирать. Мать подбрасывала в печь свежие дрова. Обе в голос плакали, причитая. От снега Василию стало легче и он попросил положить его на кровать.
Едва Василия уложили на кровать, привезли и труп отца с перерубленной шеей. Всю ночь семья Кубляковых, мать, дочь, два сына и племянник, не сомкнули глаз, по очереди дежуря у постели раненого. Как только Василий отогрелся, у него вновь открылось кровотечение. Чтобы хоть отчасти приостановить его, Мария изорвала рубашку и забинтовала брату голову. Впрочем, самодельный бинт мгновенно окрасился кровью. Послали двоюродного брата Матвея в деревню поискать свинцовой примочки. Примочки не нашлось, но дали французский скипидар. Этим самым скипидаром залили все раны и снова перевязали голову. Голова горела, словно в огне, но кровотечение, тем не менее, продолжалось. Изрубленная шея и голова, а также избитая плетью спина не давали Василию возможности спокойно лежать. Матери и сестре всю ночь пришлось поворачивать его с боку на бок. К утру, из-за большой потери крови, Василий стал терять сознание. Из последних сил он подозвал к себе среднего брата, Александра:
— Шурка, я, должно быть, умираю. Отомсти за меня и за отца.
Это были последние его слова. Он потерял сознание.
Очнулся Василий от настойчивого голоса брата, который, пытаясь привести Василия в чувство, всё время звал его по имени и тормошил. Наконец, Василий открыл глаза.
— Василий, мы лошадь достали. В больницу тебя повезём.
— Да, нужно в больницу, иначе я умру.
Родные помогли Василию одеться и, взяв под руки, отвели во двор к подводе. Было десять часов утра. И Кубляковым несказанно повезло: в два часа дня антоновцы вновь нагрянули к ним в дом, искали Василия. Не нашли. От злости избили плетью и прикладами мать. Сестре удалось вовремя убежать и спрятаться в надёжном месте.
Кубляковы везли брата в Бондари, где была больница. Но они не знали, что там в это время шёл бой между Московским отрядом и антоновцами, наступавшими на него с трёх сторон. Красноармейцы стали отступать, теснимые партизанами. Антоновцы же, растянувшись цепью, вошли и в тот конец села Вердеревщины, где в тот момент остановились братья Кубляковы. Пока средний, Александр, решал, что делать дальше, младший оказался сообразительней: он мигом полетел к председателю волостного исполкома Шитову, исполнявшему в то время ещё и обязанности коменданта Бондарей, и потребовал у него пропуск через деревни, занятые красными. Таким образом, братья повернули лошадь в сторону села Нащёкина. Там они нашли фельдшера и, едва ли не силой, заставили того сделать Василию перевязку. Тот перевязывал, но при этом ворчал:
— Напрасно всё это. Всё равно он у вас дорогой умрёт. Не довезёте вы его до больницы!
— Довезём! Он у нас живучий, — ответил Степан.
Таким образом Василия всё-таки довезли до больницы в селе Саюкино. Там ему немедленно промыли все раны и зашили. И опять, осмотрев Кублякова, заведующая больницей сказала фельдшерице:
— Зашейте ему раны, Вера Степановна, как-нибудь. Всё равно он к вечеру умрёт.
Но и эта врач оказалась посрамлённой. Василий не умер. Четыре дня он лежал без чувств. Не мог ничего есть, поскольку ему не удавалось никак стиснуть зубы. На пятый день пошло на поправку. Да так хорошо, что уже через две недели он начал вставать с постели и ходить.
82
Над Поволжьем витало тревожное ощущение наступления грядущего голода. С видами на урожай озимых уже были проблемы, да и ярового посевного зерна явно не хватало. Советы стремились заполнить закрома конфискованным у крестьян зерном, те пытались воспротивиться этому, даже атаковали ссыпные склады и возвращали зерно себе. Естественно, росло недовольно, с одной стороны, крестьянства, с другой — самих властей. Никак — такая ситуация закончиться не могла. Начались новые крестьянские волнения. Воспользовался этим и Александр Антонов, вновь появившийся в Балашовском уезде Саратовской губернии. За три дня, с 1-го по 3-е февраля 1921 года, он захватил 38 населённых пунктов, в том числе, на некоторое время занял узловую станцию Ртищево. И снова обманул власти. Они предполагали, что Антонов подастся дальше в Сердобский уезд и направили туда дополнительные силы, а он возьми и вернись в свой родной Кирсановский район. Несостоятельность красных войск в поимке Антонова происходила от того, что не хватало кавалерии, пехота же была малоподвижной.
Дабы исключить вероятность новых нападений антоновцев, власти приняли решение в каждом селении брать по 120 заложников. Но, спустя два дня, поскольку Антонов ушёл, вынуждены были этих заложников освободить, однако этими арестами своей цели всё же добились: крестьянство на власть озлобилось и с нетерпением стало ждать новых пришествий партизан, способных отомстить за их унижение.
И Антонов наведывался на Саратовщину и Пензенщину вновь и вновь: с февраля по апрель он то появлялся там, то исчезал снова. В апреле даже пытался соединиться с шеститысячным повстанческим отрядом саратовцев под командованием Попова, державшим в напряжении губернию в течение целого полугода, но командованию красных войск удалось помешать этому. Оно ведь понимало, что тогда угроза свержения власти коммунистов в этих краях была бы весьма явственной. Потерпев поражение от красных в районе Хвалынска, отряд Попова рассыпался на несколько составляющих и направился в пределы Донской области.
Всего несколько сот антоновцев 5 февраля совершили налёт и захватили довольно укреплённую узловую станцию Ртищево, разбили несколько паровозов и нанесли ей огромный ущерб. И это несмотря на то, что саму станцию охраняли три батальона внутренней службы и три бронелетучки, а в окрестных сёлах дислоцировались ещё четыре подобных батальона. Затем напали на деревню Алабушку Балашовского уезда. Крестьяне многих сел и деревень едва ли не поголовно тут же переходили на сторону Антонова, едва его отряды появлялись там: за несколько дней отряд из 30 человек мог увеличиться до ста, а то и двухсот всадников.
11 марта трёхтысячный отряд Антонова вновь захватывает на несколько дней город Чембар Пензенской губернии, после чего часть отряда идёт прямиком на Сердобск, где снова, как и прошлой осенью, началась паника. К концу марта серьёзные волнения на почве голода начались в Ставропольском, Бузулукском, Бугурусланском, Самарском уездах. Толпы крестьян в несколько тысяч человек собирались на сходы в волостях и требовали от советских властей хлеба. Антонов в который раз умело этим воспользовался. В ситуацию вынуждены были вмешаться лично главнокомандующий Красной Армией Сергей Каменев и 1-й помощник начальника штаба РККА Борис Шапошников.
Тем не менее, Антонов довольно вольготно себя чувствовал в этих краях до мая месяца. Под угрозой оказалась посевная кампания. Власти предпринимали все возможные усилия, чтобы сохранить продовольственные запасы, таявшие с каждым новым рейдом партизанской армии.
На границу Тамбовской и Саратовской губерний командующим войсками Заволжского округа, помимо уже находившихся там двух полков ВНУС, 215 батальонов и нескольких рот 228 полка общей численностью около 1100 бойцов, были двинуты: из Уральска — один полк пехоты, кавалерийский дивизион и батарея; из Сердобска — один батальон; из Саратова — 226-й полк; из Оренбурга — особый отряд в составе одного батальона и одного эскадрона; из района станции Красный Яр — 3 эскадрона и один взвод конницы. Однако все эти части оказались недостаточно надёжными, чтобы напрочь лишить Антонова возможности просачиваться в Саратовскую губернию. Пришлось лично Главкому Каменеву ходатайствовать перед Реввоенсоветом Республики об усилении политической работы и надлежащей строевой подготовки в войсках. А на это требовалось время.
