Перо не чувствовал вины перед Мартином за своё согласие потакать безумным планам Иниго. У него имелся свой план. Он надеялся, что дорожные тяготы быстро умерят пыл новоявленного паломника. В крайнем случае, можно будет повозить его по близлежащим церквям и обителям. Авось, успокоится.
Однако Иниго не выказывал ни малейших признаков усталости. Ощупывая шпагу, он грозно приосанивался, словно собираясь поразить невидимого врага. Не переставая говорил о Гробе Господнем. О духовном подвиге, который ждёт его в Иерусалиме. Оружие своё он отныне собирался посвятить Пресвятой Деве.
— До Иерусалима, пожалуй, трудно будет добраться, — будто размышляя вслух, произнёс Перо. — Я не представляю, как это сделать по суше. А на корабли теперь никого не берут без справки о здоровье. Кажется, в Венеции или ещё где-то чума.
Иниго хмыкнул:
— Мне-то что до того? Я ведь не из Венеции. А даже если и потребуют — разве я похож на чумного?
— Боюсь, всё равно тебе трудно будет получить документ, — вздохнул Перо. Младший брат внимательно оглядел его, подъехав на своей мулице почти вплотную.
— Плохой ты священник, — наконец промолвил он разочарованно, — на твоих глазах кающийся грешник собирается спасать свою душу, а ты не хочешь поддержать его даже словами.
— Ты полагаешь: священник должен быть лишён сострадания? К тому же ты — мой брат. Да и грехи твои, подозреваю, не столь страшны, чтобы доводить себя до погибели.
— Ты не знаешь моих грехов! — горячо возразил младший Лойола.
Стоявшее в зените солнце уже наливалось силой, несмотря на раннюю весну. Дорога была пуста. Не пели птицы, уползли в тень собаки. Люди скрылись — кто дома, кто на постоялом дворе. Перо предложил последовать их примеру, но неутомимый паломник ответил отказом. Впрочем, из соображений человеколюбия, он предложил брату и слугам свернуть на дорогу, ведущую в Онтьяте. Там находился дом мужа Магдалены, и скоро должна была появиться она сама.
— А ты? — с испугом спросил его Перо. Он видел, что брату нехорошо. Лицо у того побледнело, глаза горели лихорадочным блеском.
— Я поеду в санктуарий Девы Марии, он здесь не очень далеко.
— Нет! — вскричал Перо. Соскочив на землю, он схватил за поводья мулицу Иниго. — Я не пущу тебя, пока ты не отдохнёшь!
— У тебя нет власти удерживать меня! — Иниго начал отнимать у брата поводья. Мулица замотала головой и громко фыркнула. Полуоткрытая ставня дома неподалёку отворилась пошире. Кому-то там за занавеской стало интересно: почему служитель церкви так громко кричит. Слуги остановились в отдалении, шёпотом споря: подерутся братья или нет.
— Так ведь я и хочу отдохнуть, — вдруг смиренно произнёс Иниго, оставив поводья в покое, — помоги мне в этом, братец. Отслужи в санктуарии вигилию. Ты ведь имеешь такое право?
— Имею, конечно, — удивлённо сказал священник, отдавая брату поводья и одёргивая рясу, — но какой же тут отдых? Всю ночь не спать!
— Отдохновение души важнее телесного отдыха, — назидательно произнёс младший Лойола, — тебе ли не знать этого, братец?
...В санктуарии было прохладно и гулко. Монах-картузианец удивился намерению отца Перо служить вигилию, но не стал препятствовать.
Всю ночь Иниго с яростным героизмом преодолевал свою немощь, стоя на коленях. Перо в промежутках между чтением псалмов и распеванием гимнов смотрел поверх богослужебной книги в крайнем изумлении. Священник хорошо помнил и пьяные дебоши младшего брата, и его крайне легкомысленное отношение к церковным обрядам. Однажды тот даже ухитрился подраться с монахами...
С первыми лучами солнца братья покинули санктуарий и двинулись по направлению к Ансуоле. Перо с увлечением рассказывал о чудесной паэлье, которую умеют готовить в доме Магдалены. Иниго кивал, всем видом показывая заинтересованность. Но когда они достигли перекрёстка — повёл себя неожиданно. Попросил передать привет «прекраснейшей из сестёр», а сам собрался к Манрике де Лара, герцогу Накеры, у которого числился на службе. Потому что «должно мне предстать пред начальством, раз я уже могу двигаться. И начальник мой, по воле Божией, как раз гостит неподалёку».
— Что ж, поезжай, — разочарованно вздохнул священник. И подумал, глядя вслед братцу, удаляющемуся вместе со слугами: «Поигрался в покаяние и — снова за старое. Может, и к лучшему. С таким упрямством трудно возрастать духовно. А герцог вроде бы обещал ему хорошую и к тому же посильную должность».
Бормоча под нос и морщась каждый раз, как мулица взбрыкивала слишком резво, Иниго в сопровождении слуг тащился к посёлку. Там он рассчитывал найти герцога. «Неподалёку» — это было очень громко сказано. Расстояние от Онтьяте, где новоявленный путешественник простился с братом, до Наваррета даже быстрый конь не преодолел бы за день. Денег в кошельке Иниго насчитывалось совсем мало. Еле хватит на скудное пропитание ему и слугам.
Ах, как красочно расписывал Магдаленину паэлью братец Перо!
Иниго оглянулся. Слуги молча трусили за ним.
— Послушайте, — спросил он, — как вам кажется, что лучше: паэлья, в которую напихали что ни попадя, или простой честный кусок хамона?
Они помялись.
— Лучше всего, сеньор, не испытывать голода, — сказал один из них.
— Вот и я так думаю, — согласился Лойола, — поэтому нужно хорошо накормить ослов и мулицу, а люди немного потерпят. Зато в Наваррете, когда я получу деньги, вы сможете выбрать между паэльей и хамоном, купив того и другого.
— Мне должны там несколько дукатов, — успокаивал он сам себя, расплачиваясь на постоялом дворе за овёс для животных. В кошельке оставалось несколько мелких монет — только на сухари да пару кружек дешёвого вина.
Между тем герцог Накеры, покровитель Иниго, переживал чёрные времена. В результате интриг он внезапно потерял должность вице-короля, перестал получать жалованье. К тому же начались беспорядки, и его дом жестоко разграбили.
Ничего этого Иниго не знал. Достигнув Наваррета, тут же бросился на поиски герцогского казначея. Тот, не узнав гостя, оказался нелюбезен:
— Нет денег, — отрезал он, едва выслушав просьбу вернуть долг. Лойола вспомнил лица слуг, которым наобещал гору вкусной еды, и рука его непроизвольно легла на рукоять шпаги. Казначей, заметив это движение, закричал, требуя, чтобы «этого невежу» немедленно вывели вон. Случайно на шум пришёл сам герцог. Узнав Иниго, он пришёл в страшный гнев и обрушился на казначея.
— Но... ваша светлость! — растерялся тот. — Вы же сами сказали, что у нас совсем нет денег.
— Даже если их СОВСЕМ НЕТ, — медленно, чуть ли не по слогам, произнёс герцог, — это не относится к Лойоле!
Получив свои дукаты, Иниго пообещал молиться о здоровье доброго герцога, а также его нелюбезного казначея. От завидной и почётной должности tenencia — поручика — отказался, сославшись на состояние здоровья.
Бодро, хотя и сильно подволакивая ногу, он вышел на улицу, где его ждали слуги с ослами и мулицей. Не раздумывая, отдал им всю полученную сумму, кроме нескольких монет, которые положил во внутренний потайной карман хубона.
