Словом, Александр Борисович, если что и прояснила у тебя вспышка озарения, так только понимание довольно примитивной вещи, о чем с большой долей сомнения выразился этот отставной полковник Рейман, далеко не самый, кстати, глупый, видимо, из бывших помощников генерала Орлова. Как он сказал? «И вы хотите отыскать концы?» А уж ему-то наверняка лучше любого другого должно быть известно, сколько их может оказаться на самом деле…
И тут же новый вопрос: а почему сам Игорь Иосифович оставил своего патрона? Ведь не вчера это произошло и не неделю назад, когда погиб губернатор, а много раньше. То есть пусть они и расстались, однако Рейман по-прежнему остается «своим» в окружении Орлова? И специально прилетел на похороны из своего Израиля?
Мистика!.. Едва он подумал о полковнике, как услышал вежливый стук в боковое стекло. Обернулся, приспустил его и увидел Игоря Иосифовича, дружелюбно улыбающегося ему.
— Я чего подумал, Александр Борисович? День, как говорится, только начался, и если у вас имеется немного лишнего времени, мы могли бы подскочить к одному человеку, с которым, я почти уверен, вам будет интересно потолковать. Нырнуть в то самое прошлое, что вы пытались, извините, не совсем успешно сделать в разговоре с Анечкой. Вы ж поймите, для нее все их с Алексеем прошлое — священно, табу, своего рода. Либо хорошо, либо, извините, никак. А вы, если я не ошибаюсь, решили копать с несколько иной целью. И раз уж на то пошло, так, видимо, есть смысл начинать с самого начала.
— А что это за личность, если не секрет?
— Тайны никакой нет. Он — один из сослуживцев Алексея Александровича, давно уже отставник, некто майор Курашов, но его фамилия вам ровным счетом ничего не скажет. Разве что такой факт — в августе девяносто первого он был командиром роты батальона десантников, которых привел в Москву, на защиту Белого дома, Орлов по приказу нашего главкома ВДВ. Ну, вы помните ту историю. А уже наутро, по указанию Орлова, который, кстати, быстро разобрался во всем происходящем и назвал это фарсом — первым, заметьте! — десантники так же спокойно, как и пришли, возвратились в Рязань, к месту своей дислокации. Алексей Александрович тогда довольно резко возразил и своему командующему, а позже и российскому министру обороны, что абсолютно никакой нужды в его присутствии, как выяснилось по прошествии той, исторической, — Рейман насмешливо хмыкнул, — ночи с девятнадцатого на двадцатое августа, не было. А торчать у Белого дома либо дефилировать по московским улицам, пугая обывателей, как и вообще принимать участие в дурных спектаклях, армии должно быть стыдно.
— Я помню что-то такое, — сказал Турецкий, открывая правую дверь машины и жестом приглашая Реймана садиться. — Но, кажется, им всем потом попало, вероятно, и этому вашему майору тоже, да?
— Уволили из армии — и весь разговор. С Орловым тогда поступить подобным образом было невозможно, в силу разного рода обстоятельств. Он просто получил срочно новое назначение и вскоре отбыл. Ну а когда «господа победители» в спешном порядке, чтоб уже окончательно закрепить за собой право на власть, стали придумывать награды и раздавать их направо и налево верным своим защитникам, вот тут они и припомнили некоторым их неуместную строптивость. И нежелание вмешиваться в политику. Напомню фразу Алексея Александровича по этому поводу: «Как мир — так сукины сыны, а как война — так братцы». Впрочем, для России явление вполне обычное, даже закономерное.
— Фарс, значит? — Турецкий покачал головой.
— Заметьте, это было сказано им во всеуслышание еще тогда, когда для многих, если не большинства, защитников Белого дома исход противостояния был совершенно неясен. Еще и кровь не успела пролиться.
— Интересно, а что он по этому поводу говорил? Не мог же не отреагировать?
— Почему же? Отреагировал, но со свойственной ему прямолинейностью, которую кое-кто предпочитал называть популизмом. Он Булата Окуджаву цитировал. Помните, поэт написал песню, кажется, для фильма про декабристов? «Не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась!» Вот она и должна была, эта кровь, по мнению Алексея Александровича, обязательно пролиться, чтобы поставить точку на заранее просчитанных планах «отцов» молодой российской демократии. Что, в сущности, и произошло. Но только Орлов в этом трагическом фарсе отказался участвовать категорически. Так что, едем?
— А это куда?
— Относительно недалеко, в районе Малаховки. Там у Кузьмы дом свой. Есть и московский телефон, я на всякий случай позвонил, выяснил, на месте ли. Сидит. Сказал, что не возражает встретиться, правда, не очень охотно. Но ведь сколько уже времени прошло, кто его знает, чем сегодня человек дышит? Ну и как ваше мнение?
— Малаховка? По Новой Рязанке? Поехали…
3
Нет, не таким представлял себе его Турецкий.
Почему-то не верилось, что двенадцать лет назад вот этот человек, с угрюмым, тяжелым взглядом, с обритой крупной головой и золотой цепочкой с крестом на мощной шее, остановил свой танк возле смехотворной — ну разве что просто для блезиру — баррикады и сам помог будущему «гаранту демократии» взобраться на башню, чтобы тот смог кинуть в окружающую толпу горящие гневом слова об антиконституционном перевороте в стране. И был тогда его танк, размноженный в миллионах фотоснимков, чем-то вроде Мавзолея под ногами Сталина в ноябре сорок первого Года.
Но почему не похож? И вообще, откуда вдруг появилась у Александра Борисовича уверенность в том, что человек из «тех» дней должен выглядеть по-особому? Впрочем, похоже, прав был по-своему покойный генерал, обозвавший этот самый переворот и все дальнейшие действия обеих сторон — фарсом, в котором лично он со своими десантниками участвовать не собирался.
Но, с другой стороны, им тогда, с высоты танковой башни, возможно, было виднее. И фарс — он, может, и был фарсом, да только далеко не для всех. А вот Александру Борисовичу пришлось тогда пережить, пожалуй, самые тяжкие часы в своей жизни. Как раз накануне переворота, ночью, на следственную бригаду, завершавшую расследование дела о так называемом «золоте КГБ», в которой находился и он, Турецкий, и покойная ныне Шурочка Романова, и Костя Меркулов, и Славка Грязнов, и другие оперы, напала группа спецназа КГБ. Двое оперативников, оказавших сопротивление, были убиты сразу, Шурочка с Грязновым ранены, и их всех, оставшихся в живых, вывезли на секретную базу в районе Медвежьих озер, где и приговорили к расстрелу. А помешать исполнению приговора помогло лишь то обстоятельство, что путч, каким бы он на самом деле ни был, быстро, уже через двое суток, полностью провалился
[2]. Вот и гадай, что тут помогло — случай или Божье Провидение?
Так что, по правде-то говоря, — как для кого…
И уж никак нельзя было предположить, что человек, оказавшийся в те дни, в буквальном смысле, в эпицентре событий мирового значения, то есть плечом к плечу с первым президентом России, с таким сарказмом, со злостью назовет себя теперь полным мудаком, не оставляя при этом сомнений в своей искренности…
