– Она требовала, чтобы я пришла к ней! Я отказалась, разумеется. Тогда она заявила, что, если я не приду, она покончит с собой и никто уже тогда не узнает, каким именно способом она отправила Геночку на тот свет. Но я-то знала, что она его отравила. И тем не менее… Мне стало жутко. Я минут двадцать размышляла: идти или нет? С одной стороны, идти мне туда было незачем. Ну удавится и удавится, одной дрянью меньше. А с другой!.. Сын, потом отец, потом она. Это страшно…
«Испугалась ты, подруга, прежде всего за себя, – снова позлорадствовал с чего-то Виктор Иванович, ну разонравилась ему белокурая врачиха, хоть убей. – Испугалась, что под подозрение попадешь как наследница. Вот и помчалась потому туда. И благородства в твоем ночном визите – кот наплакал!»
– Она ведь еще и записку мне свою принялась зачитывать, представляете! Я потому и знала о ее существовании и искала ее, когда обнаружила Наталью мертвой. Она мне ее зачитывала и хохотала как умалишенная. – Светлану передернуло, показалось, будто снова слышит, как надрывается в истеричном смехе ее соперница. – Будто шуткой это очередной было с ее стороны, еще одной чудовищной шуткой… Идиотка! Как Гена мог жить с ней, до сих пор не представляю! Он ведь свет увидел, когда меня встретил. Кстати, Виктор Иванович, а как же теперь быть с его отравлением? Подтверждение этому станут искать или нет?
– Конечно, станут. Эксгумируют труп непременно, раз такое заверение его вдовы в записке имеется.
– Знаете, а она ведь хотела сына своего отрыть, – ахнув, вспомнила Светлана. – Гена чуть с ума не сошел, когда она ему сказала об этом. Все просил оставить ребенка в покое, раз уж он умер.
– А зачем она это хотела сделать? – Авторучке и блокноту Виктора Ивановича все же нашлось применение. Он принялся бегло записывать и тут же делать пометки на полях, чтобы не забыть, о чем попросить своих коллег, занимающихся делом Моховой. – Чтобы доказать, что это вы виноваты в смерти их сына?
– Ну да, конечно. О господи!!! – Светлана даже за край стола ухватилась, чтобы не упасть. – А что, если?.. Что, если и сына она, того… Отравила! Что, если это она?!
– Зачем?
У него дико заныл затылок. Все эти шекспировские страсти с ядами и отравлениями его жутко раздражали. Давно уже не случалось в его практике ничего подобного. А тут труп на трупе и все через отравление.
– Зачем ей убивать своего ребенка? Вы в своем уме, раз такое предположили?
– А она в своем была, когда обвиняла меня в его смерти! – огрызнулась Мохова, продолжая развивать свою мысль. – Она же была безумна, эта Наталья! Ее бросало из крайности в крайность. Она то любила, то ненавидела! Могла и сына сделать орудием мести. Она же знала, как Гена был привязан к нему.
– Тогда зачем ей смерть ребенка? Если Геннадий так любил сына, он бы никогда не ушел от него. Здесь я не могу не согласиться с Натальей, Светлана Ивановна, именно у вас был мотив. Только у вас одной!
– Мотив для чего?
– Мотив для того, чтобы разрушить их семью, воспользоваться ситуацией. – Он не выдержал и воскликнул: – Ужас просто какой-то! О чем мы тут с вами рассуждаем, не пойму! Кто и с какой целью убил ребенка! Крохотного совсем! Нет, что бы вы там ни думали, но мать никогда не решится на подобный шаг. Бросить может. Оставить одного ночью на улице – запросто. Но вот чтобы влить ему своей рукой яд в кашу или сок… В это я верить не хочу!
– Тогда достаньте из могилы еще один труп и убедитесь в этом, – устало посоветовала Мохова, начав подниматься. – Я хочу в камеру. Извините, Виктор Иванович.
– Светлана Ивановна, вы и в самом деле желаете, чтобы были проведены обе экспертизы?
Он очень внимательно смотрел на нее, чтобы ничего, не дай бог, не пропустить. Если она испугается, она непременно выдаст себя. Нервы у дамочки были ни к черту. А после нескольких страшных дней и ночей на тюремной койке и вовсе расшатались. Не сможет она себя контролировать, если что…
– Конечно, должна же быть правда наконец установлена! А почему вы спросили?
– Потому что если будет установлено, что мальчик умер тоже не своей смертью, то… – он вздохнул, не находя в ее лице подтверждения своим подозрениям. Нормально смотрела на него, без испуга. – То снова на вас падет подозрение. Еще одно, понимаете?!
– Почему на меня, Виктор Иванович? – удивилась Светлана и тут же сразила его простотой своего вывода: – Мальчик уже поступил к нам в очень тяжелом состоянии. При нем неотлучно находились несколько человек из медицинского персонала. Я не смогла бы совершить ничего страшного, как бы Наталья ни пыталась убедить в этом своих друзей. Кстати…
Она остановилась возле двери камеры для допросов.
– Кстати, вы бы поговорили с подругой Натальи. Очень интересная женщина. Они давно дружили, может, ей что-то известно. Со мной она откровенничать не стала. Но вы-то совсем другое дело, Виктор Иванович. Может, с вами она разговорится?
Ага, думал Виктор Иванович, выходя на улицу, разговорится, как же. Уж какой Гришин Михаил Семенович мастак колоть крепкие орешки, и то сдулся, пообщавшись с этой самой подругой пару раз.
Ничего она не знает. Ничего не замечала между супругами. Новость о том, что Генка ушел к другой женщине и живет у той уже какое-то время, буквально сломила ее. Да, она была у него накануне смерти в его рабочем кабинете, но пробыла совсем недолго. Поговорили о проблемах их семейной жизни. Поговорили и расстались вполне мирно. Потом он умер. Она никакого отношения не имеет к его смерти, это совершенно точно.
С Натальей после его смерти отношения не сложились. Та не захотела больше видеть свою подругу. С Моховой у нее вообще не могло быть никаких отношений. А тот единственный раз, когда они общались, проинициировала сама Светлана Ивановна.
Все! На этом все!
Гришин очень хотел найти изъян в ее безукоризненных показаниях. Он и соседей опрашивал. И к секретарше прилипал. Все чисто! Все всё подтвердили.
Соседи – что Ирина была очень вежливой и очень верной подругой. Старалась поддерживать Наталью после смерти мужа, таская из магазина полные пакеты продуктов.
Секретарша – что в момент визита Ирины в кабинет ее начальника она никаких напитков не подавала. А пил ли или нет ее босс из графина, что стоял у него на столе, она не знает. Он всегда самостоятельно обновлял в нем воду, благо кран с холодной и горячей водой имелся у него в пристройке к кабинету.
Не пил вроде. Графин был заполнен по самую крышку при осмотре кабинета. Хотя его ведь могли наполнить и его гости тоже.
Ох, и поганое это дело – разгребать дерьмо подобных любовных треугольников! Виктор Иванович ненавидел подобные дела. Ему куда проще было с грабителями, хулиганами и мошенниками. Там все было много банальнее и понятнее. Людьми двигала жадность.
А тут, блин…
Объятая ревностью женщина могла совершить что угодно. Это он только Моховой заявил, что не верит, будто Наталья могла убить своего ребенка. На самом деле он допускал все, что угодно. Запросто мозги у той могло повести так, что она кого угодно могла убрать со своего пути, захлебываясь ненавистью. Взяла вот и решила, что сын встал на пути к ее семейному счастью. Отвлек мужа от нее, сделал ее не такой привлекательной и стройной. Взяла и…
