– Ты чего? – изменился в лице Рожин.
– Сейчас последний поворот, и все. Вперед не суйся! – Мисюрь утер пот с лица, нагнулся к сыну. – Там твою маму завалило. Насмерть.
Он отвернулся, закачался весь, пересиливая слезы.
– Ну чего ты? – толкнул его в спину Кирьян. – Давай!
Мунехин медленно двинулся вперед. Не отпуская его плеча, словно приклеенный, передвигал ноги Рожин, где-то между ними путался внизу Игнашка. За Рожиным, вцепившись друг в друга, толкались Хрящ и Ядца. Так они миновали еще расстояние в тридцать или сорок шагов, пока Мисюрь не выпрямился во весь рост, сбросил с плеча руку Рожина и отодвинулся в сторону.
– Что? – вскрикнул Кирьян.
– Пришли, – глухо ответил Мунехин, прижал крепче к себе сына и обвел перед собой пространство светом фонарика, словно приглашая всех. Туда же уперлись, забегали по стенам, зарыскали лучи света от фонариков Рожина, Ядцы, Хряща.
Под светом открылась обширная круглая галерея с тремя туннелями, уходящими лучами в неведомую зловещую черноту. На выходе четвертого они стояли сами.
– Крестом сошлось здесь подземелье, – озираясь, поежился Кирьян и будто уменьшился ростом, сжался весь; надвинулся на него со всех сторон тяжкий камень стен и потолка.
Напротив них в булыжной стене почти в рост человека зияла зарешеченная ниша.
– Что там сверху? – взвизгнул Хрящ. – Паук!
Луч света его фонарика высветил загадочный знак в камне над нишей.
– Крест, – глухо выдавил из себя Ядца, обливаясь жирным потом. – Не видишь, что ли?
– Кресты другие.
– Католический. Она же полячка.
– Это царица полячка. А воровка?
– И воровка, как и Мнишек та, – Ядца сплюнул. – Слушал бы лучше. Там и надпись еще!..
За крестом следовали выбитые в камне таинственные буквы.
– Не наши, – прошептал Рожин.
– Здесь все обретешь, – прочитал ему Мунехин.
– Знаешь? – вперился в него Кирьян.
– Там написано, – ткнул в стену Мунехин.
– Ну и где же это все?
За решеткой, сразу не разглядеть, чернело загадочное и страшное. Сверкали искорки, переливались и манили.
– Что это?! – завизжал Хрящ, вцепился в Рожина, чуть не выронив фонарик.
Мунехин отвернулся.
Три луча света врезались в нишу. Кирьян, Ядца и Хрящ уставились в открывшееся им ужасное видение, будто провалились в бездну.
Из-за решетки съедающими глазницами черепа щерился скелет в лохмотьях былых одежд. На черепе скелета мерцала драгоценными камнями золотая корона.
– Ведьма! – ахнул Хрящ.
Остатки одежды удерживали кости скелета в том положении, когда еще владелец их, испуская последний выдох, навечно затих, вцепившись и руками и ногами в прутья решетки. Кости так и прикипели к ненавистному металлу и кое-где застряли в прутьях, даже череп покоился на них, зацепившись неведомым образом. Скелет, казалось, тянулся к людям…
– А-а-а! – раздался внезапный жуткий вопль.
Оттолкнув Рожина, Хрящ бросился к короне. Он уже готов был вцепиться в решетку ниши, но произошло страшное. Каменный пол разверзся под его ногами, и он, не дотянувшись до прутьев, обрушился вниз, заваливаемый невесть откуда сыпавшимся песком.
Несколько секунд гулял страшный крик по подземелью, пока не затих. В диком ужасе все оцепенели, вжавшись в стены; фонарики валялись на полу, мрак поглотил подземелье. Спустя некоторое время мертвую тишину нарушили шорохи. Это Мунехин ползал по полу. Появился свет. Держа перед собой фонарик, Мисюрь сделал неуверенный шаг к яме, в которой только что сгинул Хрящ. За ним двинулся Рожин, тоже пришедший в себя. Каково же было их удивление и ужас от того, что предстало их глазам! Бездна, проглотившая несчастного, была почти до краев заполнена песком. Рожин отважился ступить одной ногой. Но опасения его оказались напрасными: каблук полуботинка лишь слегка увяз в песке. Земля не дрогнула, не шевельнулась под ним, когда он перенес туда и вторую ногу вместе с тяжестью всего своего тела. О свершившейся на глазах трагедии напоминали лишь кружащиеся в воздухе и оседающие пылинки.
– Вот так случилось и с моей Марией, – Мисюрь толкнул Рожина в плечо, пытаясь сдвинуть того с места. – Но нас трое. Если подналечь, лопаты при нас, успеем спасти.
– Чего? – обернулся Рожин к нему.
– Лопатки саперные я прихватил, правда, две… – Мунехин ткнулся еще раз в плечо Кирьяна, но отлетел, как от каменной стены. – Игнашка руками…
– Я ему не судья, но не жилец он был, – сплюнул Кирьян и взглянул на Ядцу.
Толстяк молчал, облизывая пересохшие губы.
– Задохся весь. Идет за мной, а я чую, дыхалка-то не качает. Вот-вот коньки отбросит, – Кирьян напыжился и сплюнул еще раз под ноги толстяку. – Отсюда Хрящу так и так не выбраться бы.
Ядца напряженно о чем-то размышлял, не понять, сокрушался ли он о приятеле сгинувшем или забыл давно и его одолели иные заботы. От потуг умственных жирный пот крупными каплями стекал со лба и заливал ему глаза, заливал пухлые щеки, скатывался по шее за рубаху. Ядца мучился от пота, смахивал его обеими руками, растирал себя под мышками, лез за воротник, за спину, и казалось, это была его самая главная на свете забота. Он продрал, наконец, глаза от влаги и полез за платком в карманы необъятных брюк.
– Так я говорю, толстяк? – Кирьян для верности или ради куража попрыгал на могилке Хряща. – Хороша землица ему досталась. И нам не копать, не мучиться.
Ядца вытащил большущий платок, тщательно отер физиономию, вернул его назад, задержав руку в кармане.
– Холодна больно, – притопнул каблуком Кирьян и оскалился на все имевшиеся здоровенные зубы. – Но в этом есть свои преимущества. Гнить не будет.
Он не прочь был повеселиться еще, но что-то в маленьких поросячьих глазках Ядцы его забеспокоило.
– Обрадую я тебя, Кирьян, – толстяк не спешил вытаскивать руку из кармана. – Раз земля тебе здесь понравилась…
– А чего ж? Долго сохранится твой дружок, – все-таки заржал Кирьян.
– Померзнешь и ты с ним, – оборвал его смех Ядца и, выхватив из кармана пистолет, упер его в живот Рожину. – Стань к стене!
Кирьян обмяк, опешил и отвалился назад.
– И ты туда же с поганцем! – глухо зарычал Ядца, направив ствол на Мунехина. – Обоих вас, голубчиков, порешу!
Мисюрь, прикрывая собой сына, притиснулся рядом с Рожиным.
– Вот здесь и замрите, – злые глазки толстяка бегали от одного к другому. – Дернешься, Кирьяша, пальну без промедления. Плохо ты с дружком моим поступил. Так нельзя в одной компании.
– Не учи, сука! – оскалился Кирьян. – Стреляй!
– Не торопись, – пожалел его толстяк и ударил вдруг наотмашь в лицо рукояткой пистолета.
