Даша пожала плечами, рассеянно переворачивая вилкой картофельные поджарки. Есть совершенно не хотелось. Даже позавидовала немного здоровому аппетиту своего нового знакомого. Ей кусок не лез в горло. А с языка просились страшные слова. Может, совсем и не их ждала от нее Татьяна, но она сказала как раз то, что давно обдумывала.
— Я думаю, что Леши нет в живых, Тань, — все же проговорила она через силу. — Он не крал твоих денег. Его либо использовали каким-то хитроумным способом, либо просто убили и ограбили. Лили…
— Ты мне про эту шлюху лучше ничего не говори! — заорала Татьяна, перебивая. Снова накатила себе полный стакан водки и выпила, не поморщившись. — Она!!! Эта тварь во всем виновата!!! Она его с пути истинного сбила, эта тварь! Трахался он со мной, и все было просто отлично. Как спутался с этой паскудой, так все пошло наперекосяк. Думаю, Хромому она идею подала затребовать назад свои деньги. Он же собирался построить эту квартиру. А тут вдруг назад деньги запросил. Она с ним терлась когда-то. Она могла и Леху использовать. Могли с ее легкой руки его и укокошить. Его, может, и в самом деле уже нет в живых, а она греет жопу где-нибудь на побережье. И если не греет, то собирается.
— Не соберется, — осторожно ввернул Гарик, посмотрел виновато на женщин, вздохнул и вывалил остатки картошки из сковороды в свою тарелку. — Не соберется твоя Лили уже никуда. Убили ее.
— Убили, — снова фыркнула с возмущением Татьяна, но тут же сменилась в лице, вытаращила поплывшие от водки глаза на Гарика и прошептала с ужасом: — Как убили?! Когда?!
— Эксперты определят, — заверил Гарик. — Но, судя по приметам, это именно Лили покоится теперь в подвале загородного дома Коноваловых. Хотя ее наверняка уже отвезли.
— Убили… — эхом повторила Татьяна. — Как же так… Кто убил?! Как убили?
— Ножом по горлу. Кстати, ее соседку по квартире не так давно убили точно таким же способом. Не припоминаешь, кто таким изуверским способом расправлялся со своими жертвами, а, Танюш? — Прокофьев впился взглядом в перекосившееся от страха лицо гостьи. — Ничего не слышала про Вереста? Он же — Веретено, он же — Шило. Был такой урод в команде Хромого.
— Господи, спаси и помилуй! — страшным шепотом произнесла Татьяна и, не тратя времени, начала пить водку прямо из горлышка. Отхлебнула изрядно, отдышалась, захрустела половинкой огурца, сиротливо лежащего на ее тарелке, и повторила: — Господи, спаси и помилуй! А я-то думаю… А я-то думаю, чего это красномордые мне намекают! Чего это ладонью вот так по шее?
И она чиркнула себе ребром ладони по горлу. Тут же напугалась и ухватилась за нее всей пятерней. Посмотрела поочередно то на Гарика, то на Дашу. Затрясла головой, застонала, принялась раскачиваться из стороны в сторону.
— Вот они чего, а! Вот они мне на что намекали! Стало быть, не отдам денег, этот Верестов и меня по горлу ножом! Ууу-ууу, суки-и-и-и… Ненавижу!!!
Взгромоздив разъезжающиеся локти на стол, Татьяна пьяно уронила в растопыренные ладони лицо и зарыдала. Крепкое тело судорожно вздрагивало, слезы сползали по лицу, подбородку и падали прямо в тарелку.
Даша растерялась. Все ее слова сейчас были бы очень слабым утешением. Да и что именно можно было сказать в этой ситуации, она не знала. Оставалось сидеть и ждать, когда Татьяна выплачется. На удивление, плач ее оборвался как-то вдруг и сразу. Плечи распрямились. И глаза посмотрели на них с Гариком Прокофьевым очень твердо, без хмельной мути.
— Погоди-ка, Гарик! Какой, к черту, Верестов, если он сидит!!!
— Более того, имеется даже свидетельство о его смерти, — кивнул Прокофьев, встал и принялся убирать со стола. — Верестов умер в тюрьме.
— Умер? — удивленно протянула Татьяна. — А кто же тогда режет бедных баб?
— Хотелось бы мне знать!
— Слушай, а может, он не умер? Может, вместо него кого-то похоронили, а он теперь под чужими документами вернулся и… Господи, спаси и помилуй! — Она скорбно поджала губы. — Так ведь можно в любой момент ждать ножа в спину. Вернее, по горлу… А куда же доблестная милиция смотрит?
— Милиция ищет.
— Кого?
— Да всех теперь уже, — Гарик включил воду и принялся намыливать тарелки со сковородой. — Начали с Алексея Коновалова, переключились теперь уже на Верестова.
— Думаешь, он жив?!
— Не исключаю такой возможности. И еще одной возможности не исключаю. — Гарик вытер тарелки, расставил их в строгом порядке в шкафу, убрал в духовку сковородку и, обтерев мокрые руки о полотенце, снова сел к столу. — Чем больше я влезаю в это дело, тем больше версий у меня появляется.
Очередная версия Гарика Прокофьева основывалась на том, что Верестов и в самом деле жив и вышел на свободу по подложным документам. Он мог вернуться в команду Хромого, а мог действовать и самостоятельно. Если Верестов снова в банде, то получалось, что Хромой очень удобно использовал ситуацию с деньгами. То есть один раз поимел деньги, сделал удивленное лицо и затребовал их снова. Но…
— Что-то подсказывает мне, что не стал бы Хромой так рисковать. Не столь велики деньги, чтобы из-за них подставлять под удар и себя, и команду, и отлаженный бизнес. Как ни солидна его крыша, такую откровенную мокруху они покрывать не станут, — подвел черту Гарик Прокофьев.
— А если Верестов действовал самостоятельно? — подтолкнула его Даша, потому что он внезапно замолчал.
— А вот если Верестов действовал самостоятельно, то все более или менее становится понятным.
Для проживающего под чужим именем уголовника любая сумма покажется внушительной. Что говорить про миллион! Это для него как манна небесная.
Узнав каким-то образом о том, что Хромой должен со дня на день получить деньги с рук на руки, Верестов опережает его на полшага и обыгрывает ситуацию под себя. Кто и когда догадается, что это он, если его уже нет в живых. Так ведь?
— Нет, чуть-чуть не так, — не согласилась Даша. — Во-первых, Татьяна говорила, что про деньги знали не все. Не афишировалось это. Хромой тоже не дурак, думаю. Не стал бы кричать на каждом перекрестке, что ему должны вручить миллион на этой неделе. Если Верестов действовал самостоятельно, то откуда он узнал? А если он вернулся к Хромому в команду, опять ничего не получается.
— Почему? — Гарик подался вперед.
Даша говорила толковые вещи. В женской логике, как ни крути, что-то да есть. Видит слабый пол иногда много глубже и чувствует острее. И там, где порой мужской прагматизм спотыкается, запутавшись в обилии противоречащих друг другу фактов, женская интуиция нет-нет да и зацепит что-то.
— Не получается потому, что почерк убийцы напрямую указывает на Верестова. Так же нельзя! Это же в первую очередь подставить самого себя. А во вторую очередь подставить хозяина, на которого работаешь.
— Согласен, — после недолгих раздумий кивнул Гарик. — Но ведь Верестов мог пребывать в относительном спокойствии, имея на руках свидетельство о собственной смерти.
