Почему вторая жертва убита именно таким способом, каким любил расправляться со своими жертвами Верестов Илья Сергеевич? Почему не выстрел в сердце? Почему не нож в спину, не в сердце? Почему опять, как и в случае с погибшей Валентиной Пыхиной, было перерезано горло?! И так ли уж мертв Верестов, как это представили медицинские свидетельства из той тюрьмы, где он отбывал срок наказания?..
Глава 12
Татьяна ворвалась к ней в квартиру, когда Гарик уже дожаривал картошку на ее кухне. Сам вызвался. Она не протестовала. После обнаруженного трупа в загородном доме ей было жутко от всего. От одиноких тоскливых стен. От пасмурного неба, по вечернему сгущающего темноту за окном. Даже в прозаичном звоне капель о кухонную раковину ей слышалось что-то зловещее.
К тому же пускай уж лучше рядом будет этот Гарик Прокофьев, чем Королев. А он был бы рядом непременно. Ведь не успели подняться на этаж, как он тут же выскочил из-за своей двери, будто черт из табакерки.
Уставился на две макушки, мелькающие меж лестничных перил. Дождался, пока Даша с Прокофьевым предстанут пред его очами, сухо поздоровался и объяснил совершенно не к месту, тронув коленом мешок с мусором:
— А я вот мусор собрался отнести. Здрассте…
— Привет, Володя, — пробормотала она и прошла мимо, чувствуя за спиной какое-то движение.
Это Королев здоровался с Прокофьевым за руку.
Даша чувствовала такое опустошение, что не стала излишне заморачиваться на том, как именно смотрел на нее Королев, когда увидел их. Смотрел страшно, стоит отметить. Взгляд надломленный какой-то, с желчной болью, страхом, обидой, осуждением. И еще черт знает что мелькало в тот момент в его глазах.
До того ли ей было? Такую десятицветную эмоциональную радугу ей теперь не выдержать, ослепнет просто.
Да и уж если совершенно не лукавить, без Прокофьева ей было бы по-настоящему страшно. Он все же профессионал. Он не станет, как Королев, стенать и охать. Он постарается все объяснить ей. Причем щадить станет. Это она уже почувствовала. Видела, как мучился он, рассказывая Мазурину всю правду о проведенном им досмотре и работе со свидетелем…
— Дашка! Дашка, я пропала!!! — взвыла Татьяна, вваливаясь к ней в квартиру и почти падая на колени.
Если бы не вцепилась в край ее свитера, точно упала бы на пол.
— Что случилось? — спросила Даша, совершенно не удивившись.
Удивить ее теперь было бы непросто. Такого сегодня насмотрелась, такого наслушалась!
Надо же, у Варьки любовник! А притворщица какая, в обморок падала, истерики закатывала Лешке, ревновала до посинения и все обвиняла и обвиняла его. А сама…
— Случилось!!! Случилось!!! Мне падла Хромой счетчик включил! Сегодня прислал ко мне парламентеров. Те ввалились в кабинет и с наглыми красными от перепоя рожами стали мне угрожать! Мне!!! Угрожать!!! — Татьяна зарыдала в голос, мешковато поднялась, выпрямившись во весь рост, и сделала два шага на кухню. — Выпить нету, Дашка?! Выпить мне надо!!! Подвел меня под монастырь братец твой, мать бы его… Теперь мне кранты по полной программе! И под бандитами, и под ментами, блин!!!
Не дожидаясь Дашиного ответа, Татьяна прошла на кухню. Обнаружила там Гарика Прокофьева, прыгающего возле газовой плиты с полотенцем и деревянной лопаточкой. Вытаращила на него глаза. Приоткрыла было рот. А потом как выдаст:
— А ты, алкашина, чего здесь забыл?! Дашка, чего у тебя этот урод делает?!
На урода Гарик Прокофьев не обиделся. В гнусно шальные свои последние полгода прибегал иногда к тому, что вваливался в офисы некоторых пачкунов-бизнесменов — так он называл предпринимателей, не брезгующих обкрадывать как государство, так и клиентов, — и методом грубого шантажа клянчил у них деньги. Татьяна пару раз давала ему приличную сумму. На третий раз его изволтузила ее охрана и выкинула за порог. Так что ее гневливое удивление было вполне обоснованным и жесткой обидой не легло на его душу.
— Дашка! — снова взвизгнула Татьяна, упала на табуретку, тут же разложив на полстола объемные груди. — Что он у тебя? Денег клянчит? Гони к чертовой матери! Слышь ты, Гаврик, Гарик, или как там тебя, выпить нету?
— Не пью, — ответил Прокофьев и почувствовал вдруг необычайный прилив гордости за сказанное и, главное, сделанное. — И тебе не советую.
— Тоже мне советчик выискался, мент-расстрига! — гыкнула Татьяна и обернулась на Дашу: — Все знаешь о нем, девочка?
— Все. — Даша пожала плечами.
Пускай об их знакомстве с Татьяной Прокофьевым не было сказано ни слова, но то, что он пил и сильно пил еще на прошлой неделе, знала из первых уст.
— Вот бы Лешка тебя увидал! — вспомнила вдруг своего подчиненного и любовника Татьяна. — Он бы тебя за косы-то оттаскал, да. Всякую же шелупонь в дом ведешь. Разве это дело?
Напоминание о Лешкином нравственном терроре вдруг так ее расстроило, что Даша не хотела, да прослезилась снова. Встала у окна спиной ко всем и уставилась невидящим взглядом на улицу.
А там начало вьюжить. Крупные хлопья снега метались меж деревьями и домами, засыпая подмерзшую землю. Чей-то карапуз с наслаждением волтузил крохотной лопаточкой по скамейке, пытаясь ее почистить. Бабушка или няня нагнулась к нему, поправила шапочку и что-то говорила и говорила ему. Наверное, старалась убедить не заниматься бесполезной работой. Но малыш настырничал и снова и снова разгонял сыпавший на скамейку снег в разные стороны.
— Даша, надо поесть, — проговорил у нее за спиной Гарик Прокофьев. — Давай к столу.
Она села на Лешкино место. Оглядела стол. Тарелки под каждого. Сковородка в центре стола. Крупные ломти хлеба. Банка шпрот, маринованные огурчики и непонятно откуда взявшаяся бутылка водки. Стакан стоял всего один — перед Татьяной.
— Выпьем, что ли? — спросила она скорее у себя. — Выпьем.
Налила до краев, выпила. Закусила огурцом. Какое-то время жевала, тупо уставившись в свою пустую тарелку. Потом сморщила лицо и прохныкала, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Что мне делать?! Вот что?! Удавиться осталось, и только!
— Ну, уж прямо так.
Гарик, смущаясь, все подкладывал и подкладывал себе картошки из сковородки. Чертов голод все никак не хотел его отпускать.
— А как еще?! Денег нет! И, наверное, теперь уже не будет. Леха меня кинул. Хромой наседает. Тут еще из налоговой позвонили потихоньку и предупредили, что на следующей неделе проверка ко мне намечается. Это же все! Это полный писец! Меня ничто уже не спасет, ничто! Зачем тогда жить?!
— Возьми и дом заложи, — подсказал с набитым ртом Прокофьев.
— Дом! — фыркнула Татьяна. — Он уже сто раз перезаложен, дом мой! Думаешь, мне так легко было этот миллион наскрести?! По всем сусекам мела, в долги даже влезла! И что?! И теперь все снова? Мне же теперь никто не даст. Свободных средств у меня нет, понимаешь! Нет у меня свободных денег сейчас в таком объеме. Все в обороте. И для проверки этой гребаной откат надо готовить будь здоров какой! Дашка! Чего притихла?! Скажи хоть что-нибудь, мать твою!
