Глава 6
Желая получше познакомиться с поселком, в котором ему, видимо, придется прожить не один день, Вячеслав Иванович отказался от услуг, предложенных ему начальником криминального отделения милиции, и до аэродрома добирался на сером от въевшейся пыли, небольшом автобусе, который ходил по маршруту «Центральный рынок — Аэродром», будто бы в Стожарах был еще один рынок — не центральный.
Местное авиаотделение охраны лесов пряталось за плотной стеной молоденького березняка, чуть в стороне от аэродрома, на взлетном поле которого, безвольно опустив лопасти, стояли два вертолета да грелась под августовским солнцем «Аннушка», подле которой копошились две фигурки в темных комбинезонах. «Механики колдуют», — определил Грязнов и зашагал к высоченной вышке-тренажеру, которая взметнулась над зеленым пологом белоствольных берез.
Штакетником огороженное хозяйство Прошлякова старому менту Грязнову приглянулось сразу же. Прикрытое от дороги березками и непролазным кустарником, оно было настолько уютно скроено, что Вячеслав позавидовал невольно тем, кто здесь работал. Прямо от выкрашенной в зеленый цвет калитки в глубь просторного участка уходил на совесть набранный деревянный настил, заменявший асфальтовую дорожку, который упирался в приземистый деревянный дом, обшитый обожженной вагонкой. Над домом раскинула свои усы мощная антенна, а чуть в стороне от дома желтели надежно сбитые хозяйственные постройки. Далее виднелась волейбольная площадка с туго натянутой сеткой, два турника и гимнастические брусья.
«Прямо-таки реабилитационный центр для прошедших Чечню», — уважительно подумал Грязнов, откидывая кованый крючок на калитке.
Двор был большой, просторный, засеянный сочной зеленой травой. К каждому строению был проложен деревянный настил, и Вячеслав Иванович вновь подумал с невольным уважением о здешних хозяевах — столь добротное отношение к делу и к людям далеко не везде встретишь. В этом «доме отдыха» даже обязательный «доминошный» стол, за которым лениво играли в шашки двое парней, был сколочен на славу. Гладко выструганный, прочный, с овальными углами, он являл собой мечту городских любителей домино и шахмат.
— Мужики, как бы мне летнаба найти? — окликнул их Грязнов.
— Мужики на зоне лес валят, — не поднимая головы, огрызнулся было один из парашютистов, но, увидев, что перед ним стоит не мальчик и даже не юноша, кивнул в сторону антенны: — Вона он, в диспетчерской, сводку передает.
— Спасибо, — невольно улыбнулся Грязнов, увидев развалившегося на скамейке огромного рыжего кота, который идеально дополнял эту утреннюю томную негу.
— Незачево, — с вальяжной ленцой в голосе отозвался белобрысый, но вдруг что-то изменилось в его позе, он прищурился на доску, словно кот на мышь, сдвинул крайнюю шашку на клетку и вдруг завопил радостно: — Все, Анюта, сортир тебе!
Уязвленный столь позорным проигрышем, «Анюта» хмуро покосился на Грязнова, пробормотал: «Ходют тут всякие» — и стал заново расставлять шашки, требуя реванша.
Летчик-наблюдатель Прошляков заканчивал передавать в Хабаровск сводку, когда в дверном проеме выросла фигура плотного сложения пятидесятилетнего мужика с кейсом в руках, в котором угадывался тот самый сыщик из Москвы, о котором его предупреждал майор Мотченко и с которым он уже поздним вечером разговаривал по телефону.
— Извините, сейчас заканчиваю, — приглашающе кивнув на стул, произнес он и снова углубился в чтение сводки.
Сухо потрескивала громоздившаяся на столе рация, каким-то очень домашним, запашистым теплом отдавал беленый бок печки, около топки которой лежала аккуратная горка березовых дров, на стене висела испещренная красными и синими полосками карта Хабаровского края. На окнах висели чистенькие белые занавески. Ничего лишнего, а уют был почти домашний, почти такой же, как в его холостяцкой берлоге в Пятигорье.
Прошляков наконец-то закончил передавать данные, щелкнул тумблером, выключая рацию и с силой растирая поясницу, поднялся со стула.
— Извините, три пожара один за другим, а тут такое несчастье…
По характеристике, данной летнабу стожаровским майором, он был лет на десять младше Грязнова, но то ли излишняя мужиковатость старила его, то ли он не мог оправиться после того, что случилось недавним вечером в кедровнике, однако на вид ему можно было дать полный полтинник, что тоже говорило о многом.
— Да чего ж это мы! — вдруг спохватился он. — Не познакомились даже. Дмитрий Владимирович, — представился Прошляков, тиснув ладонь Грязнова. — Летчик-наблюдатель.
И опять в его глазах мелькнула усталость.
«Видать, лето замотало», — подумал Грязнов, припоминая сводки пожаров, которые полыхали в тайге по нижнему течению Амура, миновав его родное Пятигорье.
— Чайку попьете? — предложил Прошляков. — Крепенького.
— Если только за компанию.
Прошляков прошел в сени, взял с плиты вместительный пузатый чайник, потрогал его ладонью и, убедившись, что из этой водички уже ничего не получится, сунул в него мощный кипятильник с черной пластмассовой ручкой. В приоткрытую дверь Грязнов мог наблюдать, как тот достал из настенного шкафчика большую пачку чая, засыпал его в пол-литровую эмалированную кружку и, когда забулькал кипяток, круто заварил чай, накрыл кружку специально вырезанной для этой цели дощечкой и поставил на теплую еще плиту — «доходить».
Наблюдая за этими манипуляциями, Вячеслав Иванович вдруг почувствовал себя как дома, в Пятигорье, когда он, возвратившись из тайги, точно так же колдовал над заваркой. На ум пришла мысль, что мужики, исполняющие настоящую мужскую работу, в отдельных своих привычках очень похожи друг на друга, и это, пожалуй, объединяет их. И то ли от этого своего «открытия», то ли еще от чего, но он вдруг почувствовал не просто уважение к летнабу, но и доверие, столь необходимое ему сейчас.
— Дмитрий Владимирович, как вы думаете, кто мог стрелять в Шаманина? — спросил он, когда Прошляков, сделав очередную ходку в сенцы, принес оттуда два стакана в настоящих резных подстаканниках, сахар, поставил на стол обернутую в старенькое вафельное полотенце кружку с настоявшейся заваркой.
Видимо, раздумывая над поставленным в лоб вопросом и не очень-то поспешая с ответом, летнаб развернул полотенце, вопросительно посмотрел на Грязнова:
— Вам покрепче? Сердечко, случаем, не пошаливает?
— Слава богу, не жалуюсь пока что.
— В таком случае, как себе.
На правах хозяина Прошляков налил в стакан гостя душистой заварки, приправленной какими-то травами, пододвинул поближе пачку с рафинадом, долил в стаканы кипятка из пузатого чайника и только после этого произнес, сморщившись, словно от зубной боли:
— Сам над этим голову ломаю.
— И что?
Прошляков вздохнул и, будто каясь в своей немощности перед гостем, развел руками:
— Убей бог — ума не приложу.
