– Пока. Учти, прощаюсь ненадолго…
Он ушел, а Катя разревелась.
Все казалось ей таким плохим и безнадежным. Все ее угнетало, и чувство вины давило к земле, и Дедков как сквозь землю провалился. Ну, не работает у нее мобильный телефон. Стационарный-то в порядке. Она с трубкой возле уха засыпала и просыпалась в ожидании его звонка. А он не звонил! Наверное, тоже не может ей простить ни гибели Терехова, ни смерти Калединой. Ведь просил же ее не ездить в этот город, как чувствовал…
– Я как чувствовал, что с машиной что-то сотворили. – Механик вытер выпачканные маслом руки о ветошь и, старательно отводя глаза в сторону, спросил: – Васька-то, я слыхал, погиб?
– Погиб, – кивнул Кирилл. – Простить себе не могу.
– Н-да… Попали в переплет, сказать нечего. А насчет оплаты за ремонт ты не беспокойся. Уплатили уже.
– Да? И кто же? – Кирилл любовно оглядывал свою машину.
Ему не терпелось сесть за руль и уехать поскорее из этой мастерской, где его, может, и не обвиняли в открытую, но косились со значением. Василия Терехова здесь хорошо знали и уважали. А этот механик, чью машину теперь содержали под арестом, и вовсе, кажется, был ему другом.
– Люди приезжали от твоей бывшей жены. Извинялись, уплатили сполна. И просили передать, чтобы не держал ты зла. Пошли, мол, на поводу у ее бабских амбиций, и все такое. Короче, перед тем, как им улететь, компенсацию выплатили более чем щедрую. Не поделиться?
– Нет, спасибо, не нужно.
Кирилл уехал.
Домой заезжать не стал. Пустая квартира раздавила бы его теперь. И наплевать было, что не брит и не мешало бы переодеться. Все потом, потом, как со всем закончит.
Не терпелось увидеться с пацанами, но Ангелина строгим голосом оповестила в трубку, что мальчики знакомятся с ее избранником и его присутствие сейчас не очень желательно.
– Не нужно их сейчас травмировать, Кирилл. Повремени…
Повременит, что же делать. Свидание с сыновьями отложит на потом, а вот еще одно – долгожданное – он никак отложить уже не сможет. Он поедет к этой упрямице, по-прежнему не отвечающей на его звонки по мобильному, и наговорит ей такого! И пусть только попробует фыркнуть или рассмеяться ему в ответ. И пусть только попробует ляпнуть что-нибудь типа:
– Дедков, ты чего, свихнулся на старости лет?
Может, он и свихнулся, а может, и выздоравливает, наоборот, раз решился сказать ей всю правду.
– Привет, – буркнул Дедков прямо с порога и пошел в квартиру, не заботясь о том, как воспримет Сандро его приход.
Машина его торчала перед подъездом, стало быть, и красавчик где-то здесь обретается. А ему плевать, между прочим! И на его присутствие, и на то, какие надежды Сандро вынашивает. Он свои должен реализовать, давно взлелеянные где-то так глубоко, что они только вот теперь и рвались наружу.
Сандро нигде не было. Кирилл специально всю квартиру обошел. Ни Сандро, ни следов его пребывания. Он любил, Кирилл помнил это еще из их прошлой семейной жизни, разбрасывать повсюду носки, штаны, футболки. Он разбрасывал, а Катерина подбирала, ворча. Не было нигде и следа его носков с трусами. Катькины джинсы на диване и полотенце влажное на журнальном столике.
– Одна? – глянул он на нее строго.
– Одна, – кивнула Старкова, с силой прикусив нижнюю губу. Она моргала зареванными глазами и ничего, кажется, не понимала. – А кого тебе нужно?
– Никого! – разозлился он.
А на кого злился, спрашивается?! На себя, на дурака? На то, что не способен был сразу с порога обнять ее? А как обнять, если последняя фраза, сказанная им в ее адрес, была не самая лестная. И может, ей плевать на то, к каким выводам он пришел за время долгих поисков. Может, ей и на него плевать тоже. И плакала она, может, из-за Сандро. Плакала же раньше из-за него, и частенько, почему сейчас чему-то измениться. Машина-то во дворе, а его нету в доме. Поругались в очередной раз, возможно, вот она и расстроилась. А тут еще старый приятель заявился со своим идиотским, несвоевременным, быть может, предложением…
– Есть хочу, – капризно заявил Дедков, не зная, как подступиться, и сел за стол. – О, мясо. Отлично! А чего с кетчупом, ты же не любишь?
– Это Сандро готовил. – Катерина отвернулась к газовой плите, начав греметь сковородками и чайником.
Дождалась, называется! Ввалился с каменным лицом, со злыми колючими глазами! Смотрит мимо нее! Она так и знала, что он станет винить ее за все. Так и знала. Как вот теперь ему сказать, о чем мечтала, подглядывая из-за занавески на Сонькиной даче за счастливой семьей по соседству? Как?!
– Картошку будешь, Дедков?
Ей плевать уже стало, что он ответит. Она и без его согласия вывалила из сковороды на тарелку целую гору. Сверху еще целиковый помидор размером с детский мячик пристроила. И четверть буханки хлеба откромсала.
– Ешь! – швырнула она все это перед ним на стол. – Приятного аппетита!
Кажется, он даже не заметил, что она расстроена. Кажется, настолько голоден, что уложи она сверху капустный лист с сырым кабачком, и их бы схрумкал, не задумываясь.
– Сядь, Кать, – вдруг приказал Дедков, наворачивая картошку и вгрызаясь в помидорную мякоть. – Сядь, разговор имеется.
– О чем? – она испуганно поежилась.
Вот сейчас он начнет ее ругать, пытать, клясть на чем свет стоит и обзывать снова старой дурой, из-за которой столько бед совершилось. И руки его подрагивают от ненависти к ней наверняка. И смотреть он на нее не желает по той же причине. А она-то, она…
– Как жить собираешься дальше после всего этого дерьма?! – рявкнул вдруг Дедков и так гвозданул кулаком по столу, что краюха хлеба подпрыгнула. – Как, я тебя спрашиваю?!
– Я?
Она провалиться сейчас была готова, прямо через все бетонные перекрытия этажей, прямо под землю, и поглубже, даже странная мысль посетила, что зря, наверное, ее оставили в живых, было бы проще.
– Ты, ты, милочка!
Дедкова раздирало просто от страха перед ее ответом. Вот как скажет ему сейчас, что помирилась с Сандро. Что они решили начать все сначала, решили попробовать и использовать еще один шанс, и что им по-прежнему хорошо вдвоем…
Он же пропал тогда! Пропал! И даже странная кощунственная мысль его посетила, что лучше бы вместо Терехова Васьки его ножом в сердце пырнули, не трусил бы тогда теперь так отчаянно. У пацанов его вон новый папа корячится, их травмировать не велено. У малыша дед, обремененный властью, деньгами и положением, а у Катьки Старковой Сандро снова нарисовался. И тут вдруг он вваливается с глупыми подростковыми надеждами.
– А как жить, Кирюш? Я не знаю. Может, ты что-нибудь подскажешь?
Ее глазищи сделались просто безумными и глядели ему прямо в душу, путая там все и переворачивая с ног на голову.
