Беззубый подошел к Вальку и застыл у того в изголовье. Затем, попыхтев, достал из кармана новую пачку сигарет и пристроил ему под подушкой.
— Чего тебе? — разлепил Валек разбитые губы.
— Сигарет тебе сестра с воли передала… Покури, легче будет… — с этими словами он отошел в дальний угол и принялся мыть заскорузлые руки.
Распечатав пачку, Валек выудил дрожащими пальцами сигарету и, пристроив ее в уголке рта, попросил огня. Кто-то чиркнул спичкой, и Валек, с наслаждением втянув в себя мягкий дымок, вновь откинулся на подушку.
Население камеры вовсю работало ложками, поглощая вегетарианский обед, предложенный заботливыми работниками местной точки общепита. Когда тарелки опустели и последние крошки хлеба были подобраны со стола, кто-то вдруг вспомнил, что лежащий на верхних нарах Валек так и не пообедал.
— Эй, слышь, пострадавший! — окликнул его мужичок с интересной сексуальной ориентацией. — Чего не хаваешь? Менты щас придут и все заберут…
Валек не отвечал…
Мужичок суетливо прошаркал к нарам и, внимательно вглядевшись в лежащего неподвижно парня, суеверно перекрестился.
— Чего там? — обернулись к нему от стола.
— Он это… того… — еще раз перекрестился тот. — Помер вроде как…
Все присутствующие, кто с любопытством, кто со страхом, застыли в немом созерцании.
Валек лежал, уставившись неподвижным взглядом в потолок. Рука с зажатой в ней сигаретой безвольно свисла с койки.
— Ментов звать надо, — прохрипел кто-то после паузы.
Те явились по первому зову. Затопав сапожищами по облезлым доскам, они сдернули тело парня с верхнего яруса нар и, уложив на серую простыню, почти бегом выволокли его из камеры.
Лаврентий буйствовал…
Сообщение о смерти Валька напрочь выбило почву у него из-под ног. Не то чтобы он возлагал на него большие надежды, но парню было кое-что известно, а это могло послужить хоть каким-то противовесом в борьбе с Павлом.
— Сука! — ревел он, двигаясь подобно тарану по служебному кабинету. — И здесь меня обошел!.. Что за баба сигареты принесла?! Почему не запомнили?!
Огромный рыхлый кулак раз за разом обрушивался на видавшую виды облупившуюся полировку стола. Вытянувшись в струну, молоденький прапорщик стоял не моргая. В таком гневе он видел своего шефа нечасто и по опыту знал, что буря скоро стихнет, а на смену ей придут хорошо продуманные указания.
Прапорщик не ошибся. Ухватившись рукой за сердце, Лаврентий остановился у стены и несколько минут задумчиво смотрел через мутное стекло на улицу.
Осенняя непогода, сыпавшая с вечера мокрым снегом, сменила гнев на милость и, слегка покачивая ветвями деревьев, решила побаловать последними теплыми лучами солнца.
— Остается одно, — задумчиво произнес Лаврентий, с трудом оторвавшись от созерцания. — Нужно найти его дружка…
— Кого?! — недоуменно прошептал прапорщик.
— Никого, отыщи Лему! И побыстрее! Я буду дома…
Лема явился часа через два. Заискивающе заглядывая в глаза Лаврентию Степановичу, он принялся тараторить о всякого рода пустяках.
— Ты закончил?! — оборвал его треп Лаврентий, тяжело шагая из угла в угол по гостиной. — А теперь слушай и запоминай…
Лема, услышав команду, как преданный пес принял стойку и едва не вывалил язык от подобострастия.
— Найди Тимоху и… — Лаврентий сделал выразительный жест, резанув себя ребром ладони по шее. — Мне надоело, что какой-то мудак угрожает мне, да еще и шантажирует… Узнаю, откуда просочилось, по сантиметру резать буду!..
Судорожно сглотнув, Лема переступил с ноги на ногу и постарался отвести взгляд от напряженных глаз хозяина.
— Что с бабой?! Ты нашел ее?!
— Д-да, — кивнул Лема и невольно вздрогнул от того, как резко развернулся к нему Лаврентий Степанович. — Она, это… с Пашкой она, короче. Я говорил, что он с девкой какой-то таскается. Узнал. Оказалось, что это как раз та и есть…
Если бы Лаврентию сейчас сказали, что на улице выпал град со страусиное яйцо, то удивление его было бы меньшим. Новость же о том, что Евгения сейчас тусуется с его заклятым врагом, сразила его буквально наповал.
— С Пашкой?! — прошипел он, багровея лицом. — Она с Пашкой?! Какого же хрена ты уже минут двадцать грузишь мне тут всякую ерунду?!
Лема мелко задрожал, но счел за лучшее промолчать. Подлетев к нему, Лаврентий размахнулся и изо всех сил ударил парня под дых. Тот скорчился от боли и отступил на шаг назад.
— Суки!!! — взвыл хозяин, с шумом выдыхая воздух. — Все суки!!! Убью!!!
Он принялся наносить удар за ударом. Прикрыв голову руками и согнувшись пополам, Лема почти не уворачивался.
«Уж лучше пусть изобьет, чем пристрелит», — решил он, терпеливо снося побои. Слишком свежи были в памяти воспоминания о том, как Лаврентий поступил с его предшественником.
Шутки ради тот в бане неожиданно окатил хозяина ледяной водой. Окатил, а потом заржал по-жеребячьи. Ничего не говоря, Лаврентий встряхнулся, прошел в предбанник, вытащил табельное оружие и выстрелил парню прямо в сердце.
Как он потом объяснял начальству свой выстрел и куда подевался труп парня, для Лемы так и осталось загадкой. Затаив дыхание, он ожидал ареста Лаврентия, но прошло уже два года, а тот вместо срока получил пару благодарностей за добросовестное несение службы.
— Пшел вон! — рявкнул Лаврентий, напоследок пнув парня ногой. — Если к завтрашнему утру не найдешь бабу, то закажи себе место за Оградой…
Оградой они называли городское кладбище, именуемое так за высокий, в два метра, забор из красного кирпича.
— Я найду ее, — закивал головой Лема и невольно поморщился, после хозяйских ударов она гудела как церковный колокол. — И Тимоху найду. Клянусь!
— Пшел вон! — брезгливо повторил Лаврентий, отворачиваясь от парня и наливая себе большой стакан «Кремлевской». — И помни — завтра утром!..
В лицо Женьки плеснули холодной водой, и она открыла глаза. Густая еловая крона деревьев над головой давала понять, что она в лесу.
Она осторожно присела, оперлась о ствол сосны, стрелой уносящейся куда-то в облака, и застонала — каждая клетка тела ныла от боли.
— Как самочувствие? — ехидно поинтересовался Павел, стоящий чуть поодаль, рядом с огромным свертком. — Может, воды?..
— Да, если можно, — безжизненным голосом попросила Женька, внимательно оглядывая все вокруг.
Сосны и ели стояли, плотно обступив небольшую полянку. В самом центре ее лежало упакованное в ковер тело Тимохи, чья ступня выглядывала из свертка и пугала Женьку неестественной белизной кожи. Павел стоял, широко расставив ноги, и, скрестив руки на груди, полосовал девушку гневными взглядами.
