Он взмахнул тесаком, явно желая засадить его Антонине в лоб; девушка, молниеносно подобрав юбку, боком сиганула через жерло колодца, стараясь не угодить в него, а приземлиться на другой стороне, и в этот момент грянул выстрел.
Послышался вопль, протяжный свист, а затем звук падающего в воду тела. И тишина.
Антонина, чувствуя, что ободрала до крови локоть, с трудом попыталась подняться с каменного полу. Из-под сводчатой арки к ней подошел Роман Романович Лялько, сжимавший в руке дымившийся револьвер.
Он подал Антонине руку и сказал:
— Вы спасли мне жизнь, иначе бы сей ирод размозжил мне креслом череп.
— А вы — мне, выстрелив в самый последний момент! — ответила девушка и осторожно подошла к краю колодца.
— Он ведь мертв? — спросила она с опаской.
Лялько, подобрав лежавший в углу комнаты фонарик, посветил им в колодец, и Антонина увидела на многометровой глубине неестественно раскинутые ноги Викентия, выглядывавшие из-под черной, с жирным блеском, воды.
— Мертвее не бывает, — произнес Лялько и перекрестился, и тут в комнату с колодцем ворвались полицейские.
Когда они поднялись из подземелья «Петрополиса» на поверхность, Антонина почувствовала, что ужасно устала. Но у нее словно гора свалилась с плеч.
— Все преступники пойманы, а тайны разгаданы? — произнесла она, обращаясь к Роману Романовичу, а тот, с улыбкой взглянув на старшую горничную, ответил:
— Думаю, что да. Мать и сын убивали постояльцев, дабы создать «Петрополису» дурную славу, и наверняка планировали в дальнейшем избавиться от Евстрата Харитоновича, дабы стать полновластными и единственными владельцами сего заведения…
Они прошествовали в библиотеку, где застали Аглаю, у которой отобрали ее массивную трость. Рядом с Костяной Ногой, сидевшей в кресле, которым Викентий швырялся в Лялько, стояли двое агентов, не сводивших с нее глаз и готовых в любой момент, при первой же попытке сопротивления с ее стороны, обуздать старуху.
Однако из Аглаи словно выпустили жизнь — она восседала в кресле, словно на троне, с выпрямленной спиной и плотно сжатым ртом.
— Игра окончена, Аглая Леонардовна, — сказал Лялько, подходя к ней. — Ваш сын мертв, а мои люди обшаривают лабиринт, который представляет собой подвал «Петрополиса». Вам есть что сказать?
Аглая повернулась к нему, смерила презрительным взглядом и сварливо проронила:
— Да. Жалею, что мой мальчик не размозжил вам голову креслом.
Переведя взор на Антонину, она добавила:
— И что мы раньше не кокнули тебя, доморощенная следопытша! И надо было Евстратушку намного раньше отправить на тот свет, теперь «Петрополис» принадлежал бы нам!
Появился взволнованный полицейский агент, доложивший, что из колодца извлекли тело Викентия, а также прочие человеческие останки. Роман Романович рассеянно кивнул; он уставился куда-то в угол, затем подошел и взял стоявшую там трость Аглаи и стал рассматривать массивный набалдашник в виде головы орла с длинным клювом.
— Это ведь не серебро, как обычно водится, а сталь? — произнес он, достал из кармана лупу, и, еще раз внимательно изучив набалдашник, провозгласил: — Имеются не видимые невооруженным глазом следы крови! Спорю, что именно при помощи своей трости вы и убивали несчастных постояльцев! Скольким людям вы пробили череп при помощи этого стального клюва?
Аглая ухмыльнулась:
— Мне терять нечего. Но и помогать вам не намереваюсь. На вашей совести мой сыночек. Будьте вы прокляты! Вы и этот Шерлок Холмс в юбке!
И старуха закрыла глаза, явно выражая всем своим видом, что не намерена больше с ними беседовать.
Антонина вышла из библиотеки, и ей попался молодой Прасагов, нервно крутивший на руке старинный перстень-печатку. Заметив девушку, он бросился к ней.
— Как я рад, что вы живы и здоровы! Викентий… Викентий мертв?
Антонина кивнула, к ним присоединился Лялько, заметивший:
— Ваша тетушка — крепкий орешек. Не сомневаюсь, что постояльцев при помощи трости убивала именно она, а не ее сынок. Что за женщина!
— Значит, все закончилось? — с явным облегчением спросил Прасагов, а Лялько, странно взглянув на него, ответил:
— Увы, не совсем, Евстрат Харитонович. Потому что мы до сих пор точно не знаем, кто убил мадам Розальду…
— Но это наверняка Аглая с Викентием! — воскликнул хозяин «Петрополиса», нервно крутя перстень.
— Я собственными ушами слышал, как Викентий, намереваясь убить Антонину Петровну, заявил, что его мать нашла мадам Розальду уже мертвой. И они только оттяпали ее руку, желая забрать себе кольцо с черной жемчужиной… — сказал Лялько и посмотрел на Антонину.
Старшая горничная кивнула, а Прасагов взмахнул руками:
— Не усложняйте все! Естественно, что преступники всегда отрицают, что они совершили злодеяние! И вы верите словам этого прохвоста, который, к большому сожалению, является моим отдаленным родичем?
Антонина медленно произнесла:
— Они без всяческих сантиментов признались в многочисленных убийствах постояльцев, явно этим еще и гордясь. Так что будь великая певица на их совести, они бы не стали это скрывать. И Викентий прав, когда говорил, что убивать мадам Розальду им было не с руки — это создало бы ненужную шумиху и стало бы причиной, как это в итоге и произошло, тщательного расследования… А это было явно не в их интересах!
Прасагов хмыкнул:
— Значит, это повар! Вы же сами обнаружили его… его ужасные трофеи в кладовке, хранившиеся, какой ужас, рядом со съестными припасами!
Лялько, пристально всматриваясь в лицо молодого владельца «Петрополиса», ответил:
— Жером даже в бреду отрицает, что причастен к смерти мадам Розальды. Да, он заявился к ней, чтобы убить ее, однако стал свидетелем, как кто-то иной лишил ее жизни!
— И вы верите этому субъекту, на совести которого десятки несчастных женщин? — воскликнул Прасагов. — Рыжеволосая Розальда соответствует критериям его жертв! И он был у нее в номере, это непреложный факт!
Лялько усмехнулся и сказал:
— Дело в том, что мадам Розальда задушена собственным же шарфом. А всем своим жертвам Жером сворачивал шею. А так как серийные убийцы очень трепетно относятся к собственным ритуалам и не меняют схемы умерщвления своих жертв, то певица не на его совести! К тому же он повторял то, что видел, кто убил ее, в бреду, это зафиксировал наш врач, а человек не в состоянии лгать в таком положении!
Антонина внимательно наблюдала за Прасаговым, а тот практически кричал:
— Вы что, хотите сказать, что в моем «Петрополисе» имеется еще один убийца? Нет, это положительно невозможно! И вообще, я устал, я хочу спать…
