– Анна Константиновна? – Из машины вылезает мордатый дядька в коротком черном пальто с блесткой. Ботинки на нем из лаковой кожи и тоже тускло поблескивают в жиденьком свете дня.
Неужели это тот бывший мальчик в вышитой косоворотке?
Он любезно распахивает передо мной дверцу своего лимузина. Робко кивнув в знак приветствия, я сажусь в машину, и чрево ее тут же поглощает меня. Все, я внутри крокодила, осталось только переварить.
– Вы не бойтесь, – говорит Юрий Петрович, когда лимузин мягко снимается с места.
– А я вас и не боюсь, – спешу заверить я. Действительно, чего бояться? Если драться полезет – я сразу сдачи дам.
– Нет, вы меня неправильно поняли. – Он неожиданно смеется. – Я хотел сказать: не бойтесь – не опоздаете. Я остановлюсь возле сквера с Пушкиным, там и поговорим без свидетелей, а я, с вашего разрешения, перекурю. Никак не могу бросить, а ведь закурил только в тридцать лет. Вы не курите?
– Нет. И даже не начинала.
– Это правильно.
Видно, что он забивает пустыми фразами желание сказать что-то важное. Но что? Что вообще может сообщить мне этот грузный дядька, обитающий совсем в ином мире? И вдруг, бросив на него осторожный взгляд, я понимаю, что это же тот самый тип, который однажды курил возле памятника Пушкину, а мы со справочницей Наташей его обсуждали. Что он там делал? Поджидал Маринку?
– Так вы на ликеро-водочном работаете? – спрашиваю я, дабы, может быть, удостовериться, что Юрий Петрович Лебедев – действительно тот человек, за которого себя выдает. Потому что я ну никак не узнаю в нем бывшего паренька в косоворотке. А вдруг он думает обо мне то же самое? Неужели эта старая вешалка – та самая хрупкая девочка, подружка невесты?
– Место работы в конце концов не выбирают. Оно само тебя находит. – Он как будто немного оправдывается.
– А я ничего плохого и не имела в виду.
– Ну да. На ликеро-водочный еще не каждого возьмут. Хотя ситуация с этой водкой, согласитесь, абсурдная.
На слове «абсурдная» я вздрагиваю.
– Водка продается во всех магазинах страны, – продолжает Юрий Петрович, – очевидно, для того, чтобы люди ее пили. А когда люди выпивают эту водку, с ними начинают активно бороться, отлавливать на улице, облагать штрафами.
Нет, он не Анима. Слишком уж конкретно мыслит.
– Но вы же сами, – робко вставляю я.
– Да. Моя задача – сделать план и прибыль. Все остальное – лирика, которая начальству по рангу не полагается, и все же иногда меня посещают странные мысли.
Синий лимузин ловко разворачивается на шоссе возле самой библиотеки и вписывается в пространство между двух тополей на обочине.
– Вот здесь и поговорим. – Юрий Петрович выдыхает тяжело, как после пробежки.
Опустив стекло, он закуривает и некоторое время молчит. В открытое окно тянет резкий сырой воздух, и я невольно ежусь.
– Мы все оказались в весьма пикантной ситуации, – наконец произносит Юрий Петрович, и я опять ежусь, только теперь – от предощущения того, что он мне сейчас скажет по поводу того, что в нашем возрасте нужно в первую очередь думать о детях и репутации.
– Сказать, что именно моя репутация довольно серьезно пострадала, – говорит Юрий Петрович, – это ничего не сказать. Да вы и сами понимаете. Библиотека – публичное место, и все, что там происходит, рано или поздно становится достоянием общественности.
– Но разве можно жить с оглядкой? – вставляю я. – Каждую минуту опасаясь, что кто-нибудь косо посмотрит или подумает бог знает что? Почему нельзя оставаться собой и делать то, что полагаешь нужным?
– Только если это не вредит окружающим. – Юрий Петрович поправляет узел галстука. Точно так же поправлял галстук Павел на той дурацкой лекции.
– Кому же мы успели навредить, кроме вас?
– Поймите, я и так делаю все, что от меня зависит, но когда мне чуть ли не напрямую посторонние люди советуют принять меры.
Интересно, какие же меры? Запретить нам с Павлом встречаться как каким-нибудь школьникам? Да что вообще себе позволяет этот нахал? Подумаешь, шишка с ликеро-водочного!
– Вот я наконец подошел к сути нашего разговора. – Юрий Петрович опять тяжело вздыхает, будто беря дыхание для долгой песни. – Все это началось не сейчас, поначалу были легкие странности, которые я списывал на поздние роды и однообразное сидение дома.
– Так вы о Марине хотите поговорить? – осторожно спрашиваю я.
Какая же все-таки глупая! Глупая и зацикленная на себе.
– Конечно. О ком же еще. Марина захотела ребенка, когда поняла, что внуков не будет. И впереди образовалась некая пустота.
– А. Извините, почему внуков не будет?
– Это не относится к делу. Ладно. Павел несколько лет жил с девушкой, потом они расстались по ее инициативе. Потому что, как мы поняли, у него не может быть детей. Марина сильно переживала, а потом ей стукнуло в голову, что еще не поздно родить самой. Носила тяжело, последние четыре месяца лежала на сохранении, из роддома вернулась вроде как не в себе, а дальше стало только хуже. Я надеялся, что переезд и новая обстановка вернут ее к жизни. Однако на новой работе она не продержалась и двух недель. – Он с досадой ломает шапку в руках. – Понимаете, но когда мне в офис звонят и докладывают, что моя жена устроила в библиотеке скандал…
– Ну, это сильно преувеличено, – мгновенно включаюсь я. – Были некоторые странности, но в конце концов все разрешилось довольно мирно и некоторым даже понравилось.
– Богомольным старушкам, которые святой водичкой углы кропят? Впрочем, не будем пререкаться. У меня к вам простое конкретное предложение.
– Да. Слушаю вас, – наконец успокоившись, говорю я.
– Видите ли, к Павлу Марина относится с большим подозрением, меня вообще на порог не пускает, боится, что я хочу отправить ее в психушку.
– А вы не хотите? – осмелев, я перехожу в наступление.
– Пока просто слушайте. Комментировать будете потом. – Юрий Петрович отрубает резко, и в этот момент я чувствую, что в действительности он человек очень жесткий. – Я нашел очень хорошую клинику в Альпах. Горный воздух, полная конфиденциальность, лучшие врачи. Почти курорт. Возможно, она вас послушает. В крайнем случае обманите ее.
– Как?
– Предложите ей съездить проветриться. За компанию. Якобы есть один санаторий в Альпах. В конце концов, я готов и вам оплатить лечение.
– Оплатить лечение? Мне?
– Простите, я уже сам не понимаю, что говорю. То есть вы, конечно, поедете как сопровождающая. Возьмете отпуск.
Он смотрит на меня с надеждой, и в этот момент мне кажется, что он вроде бы просто растерянный дядька. Мне даже немного жаль его.
– А кто поверит, что простая библиотекарша отдыхает в Альпах? – говорю я.
