— А-а-а?! — От всего услышанного у нее шла кругом голова, но последние слова не могли ее не насторожить, поэтому после минутного замешательства она все же пробормотала: — К-к-какого мальчика?!
— Хватит ломать комедию, — Максим досадливо поморщился. — О Ростове никто не знает. Этот псевдо-Валерий звонил всего один раз за все время пути, но сказать ничего путного так и не успел… А мальчонку береги.
— Без тебя знаю, — сердито засопела Милочка, растирая затекшие ноги. — Заботливый какой!..
— И медвежонка его береги… — хитро ухмыльнулся он, отворачиваясь и вновь сосредоточивая все внимание на обозрении окрестностей. — Подруга твоя налопотала на автоответчик, что мишка тот с секретом.
— Так это был ты?! — скрипнула она зубами. — А я голову сломала — что за пауза?! Зачем же ты стер? Хотелось первому добраться?! Поживиться хотелось?!
— Да нет, — пожал он плечами, стараясь не обращать внимания на презрение, которое она вложила в свою обвинительную речь. — Подстраховать тебя, дуреху, хотел… А заодно и пацана обезопасить. Короче, хватит мне тут разводить… Как только я скомандую — бегом… Ага, вон ты где, красавчик…
Максим прицелился и выстрелил. Тут же в ответ раздалась автоматная очередь. Она прошила крону над их головами, но Милочка все же успела отметить, что стрелял теперь один человек.
— Будем надеяться, что ты попал, — пробормотала она, пытаясь что-либо разглядеть в молочной пелене тумана.
— Приготовься… Сейчас он должен будет менять магазин, если таковой имеется.
Милочка отползла за его спину, в то место, откуда хорошо была видна тропинка, и попыталась собраться с силами. Ворона, сидевшая на нижней ветке березы, о ствол которой она оперлась, насмешливо что-то прокаркала и, взмахнув крыльями, улетела. И тут же отстреленная ветка упала, больно царапнув Милочку по лицу.
— Ты не ранена?! — оглянулся на нее Максим. — У тебя кровь на щеке!
— Это царапина…
— Понятно. — Он еще пару раз выстрелил и, заметив, что с противоположной стороны ответа не последовало, скомандовал: — Беги!..
Милочка рванула по тропинке, согнув корпус почти вдвое и выставив вперед руки, но хлесткие ветви все же несколько раз больно ударили ее по лицу. Стрельба за спиной все не прекращалась. Одиночных выстрелов Максима почти не было слышно, а вот автоматная трескотня почти не стихала.
Она не помнила, как преодолела эти пятьсот метров до причала. Несколько раз оступившись, Милочка падала на колени, но вновь вставала и бежала к лодкам. Когда, обессилев от этого марафона и леденящего страха, подгонявшего ее всю дорогу, она столкнула одну из лодок на воду, силы вдруг покинули ее. Она села на скамейку, уткнула голову в ладони и разрыдалась. Приказать себе сдвинуться с места было выше ее сил. Размазывая грязными руками слезы по лицу, она пыталась взять себя в руки, но ничего не выходило.
Неизвестно, сколько бы продолжалось ее оцепенение, но в чувство ее привела внезапно повисшая над островом тишина. Милочка приподняла голову и прислушалась — выстрелов не было. Она встала на ноги, отчего лодка опасно накренилась, норовя опрокинуть ее в воду, и вновь напрягла слух.
Тишина была оглушительной. Даже щебет птиц, в великом множестве живущих на этом острове, прекратился.
Милочка выбралась на берег, зачерпнув сапогами озерной воды, вытащила лодку, привязала ее к железному столбу и двинулась в обратном направлении…
* * *
Леха заворочался на своем жестком ложе и открыл глаза. Кругом было темно, как в могиле. Он приподнял голову и стукнулся обо что то твердое и деревянное.
— Свят, свят, свят!!! — забормотал он и принялся неистово креститься. — Не иначе — я в гробу!!!
Глаза его наполнили слезами, и он судорожно всхлипнул:
— Как же так?! Ведь я же живой!!!
Хотел он того или нет, но слезы все же полились из его глаз, да таким бурным потоком, что Алексей и сам диву дался. Несколько минут он лежал, глядя невидящими глазами в темноту и прося прощения у бога за все свои земные прегрешения.
— Прости, господи, что недавно украл бутылку у сменщика! Ему и так хватает на жизнь, а я всю жизнь перебиваюсь… — Он сделал паузу в своих причитаниях и затем поправился: — Вернее, перебивался… Еще горючее в баках на катерах разбавлял… Так опять от нужды, а не от хорошей жизни…
Конца и края не было его грехам. Уже давно кончились пальцы на правой и левой руке, а Леха все перечислял. Неизвестно, сколько бы продолжалась его исповедь, но тут над его головой сильно громыхнуло и кто-то отчетливо выругался, причем вполне по-земному.
Леха приподнялся и прислушался. Так и есть! Наверху кто-то топал и матерился. И только-только он хотел открыть рот, чтобы позвать на помощь, как уши ему заложило от раздавшейся совсем близко автоматной очереди.
— Мать честная! Где же я?! — Он встал на четвереньки, несказанно этому обрадовавшись — в гробу так не раскорячишься, и принялся ощупывать дрожащими руками пространство вокруг себя. — Банки, банки, банки, картошка… Так я же в подвале!.. Слава тебе, господи!!! Вот что значит вовремя исповедаться!..
Он уселся на пол, привалился спиной к тому месту, где сумел нащупать картошку, и попытался вспомнить все, что с ним произошло с того момента, как он ступил на берег этого островка.
— Так, так, так, — почесал он в затылке, напрягая память. — Людка водку поставила — помню, пили — помню, а что потом — хоть убей, пустота. Раз стреляют, значит, ребята те их нашли…
Леха напряг слух и отчетливо услышал несколько выстрелов подряд. Но что его не могло не порадовать, так это приглушенность звука, явно указывающая, что стрелявшие дом покинули.
— Пора, брат, удочки сматывать… Не ровен час, подпалят домик…
Он поднял руки кверху и принялся обследовать крышу подпола. Вскоре его усилия увенчались успехом — он нащупал крышку люка. Но по мере того, как он предпринимал попытку за попыткой в надежде его открыть, радости поубавилось. Чертыхаясь и на чем свет стоит ругая непутевую Людку и ее дружка, по милости которых он здесь оказался, Леха принялся шарить вокруг себя в надежде отыскать ломик или что-либо его напоминающее.
Видимо, покаялся Леха основательно, потому как господь услышал его молитвы и нужный предмет вскоре был найдет. А еще через пять-семь минут он покидал подпол, сжимая в руках тяжелый обломок металлической трубы. С ним он решил не расставаться до тех пор, пока не отчалит с этого острова, на котором гостеприимные хозяева подобным образом благодарят за доброту.
Мысль о том, что его просто-напросто хотели спасти от пули-дуры, как-то не пришла в его голову. Она пришла несколько позже, в тот самый момент, когда он осторожно обходил угол домика.
Картина, представившаяся его взору, заставила колени его подогнуться, и Леха плюхнулся мягким местом прямо на взрытую клумбу.
