— И никак иначе?
— И никак иначе, — подтвердила Флоренс, вернув ему улыбку и, поднявшись, начала складывать использованные тарелки в стопку.
Встав, Остин и Энтони поспешили удалиться под предлогом осмотра последних переделок в доме, оставив хозяина с гостьей наедине.
— Как крысы, покидающие тонущий корабль! — крикнул Руперт им вдогонку.
— Вероятно, я должна извиниться, — сказала Флоренс. — Мне вовсе этого не хотелось.
Обогнув стол, он взял у нее тарелки и, прижав стопку одной рукой к груди, одобряющим жестом положил другую Флоренс на плечи.
— Не переживайте, не стоит. Если бы Остин или Энтони вдруг оказались на вашем месте, они вряд ли бы сумели держаться с таким же достоинством, как вы.
Подушечкой большого пальца Руперт коснулся пульсирующей жилки на ее шее, выдающей, до какой степени действует на нее его близость.
— Кроме того, — пробормотал он, — мы уже договорились о том, что…
Флоренс нервно рассмеялась, прекрасно понимая, что шутит с огнем. Но разгорающееся внутри желание уже не позволило бы ей отступить.
— Вы действительно хотите продолжить эту игру? — спросил Руперт.
Многозначительная усмешка на его лице, вместо того чтобы напугать, только придала ей смелости.
— Когда я играю, — ответила Флоренс, — я рассчитываю на выигрыш, даже когда окружающим кажется, будто я лишенное воли слабое и изнеженное существо.
Заметив, что вымазался в жире, Руперт поставил тарелки в раковину и медленно стянул через голову испачканную майку, обнажив загорелый мускулистый торс.
Флоренс захотелось ощутить под своими пальцами гладкость его кожи, прижаться губами к его груди. Но пока она раздумывала и сомневалась, Руперт обнял ее, прижав спиной к холодильнику.
— Я тоже, — прошептал он, горячо дыша ей в ухо. — Я тоже предпочитаю выигрывать, но при этом никогда не скрываю своего намерения.
Почувствовав прикосновение его губ к мочке своего уха, Флоренс задрожала.
— В такие моменты я не в состоянии думать… ни о чем, — прерывисто прошептала она и испугалась: а не стала ли имитация страсти частью ее натуры? Но нет, сейчас, похоже, в ней говорили истинные чувства.
— Не надо думать, все и так ясно…
Флоренс кивнула. Страха как не бывало, его сменило другое чувство, которого она, кажется, не испытывала давно, очень давно. Ей хотелось опять оказаться в его объятиях, хотелось ощутить соприкосновение их тел, хотелось, чтобы он поцеловал ее. Это желание было таким сильным, что она бросила почти умоляющий взгляд на его губы. Потом заглянула в его глаза.
Воцарилось молчание, а затем между ними как будто проскочил электрический разряд.
— Флоренс… — Его голос был едва слышен.
Голова Руперта склонилась к ней. Она закрыла глаза, и его губы коснулись ее, поначалу нежно, испытующе. Флоренс не сразу ответила на поцелуй, наслаждаясь движениями его губ, легкими и умелыми движениями опытного любовника.
Сердце билось тяжело и гулко. Ей казалось, как будто внутри нее что-то медленно плавится, ее бросало то в жар, то в холод. Затем поцелуй из нежного превратился в страстный, и неожиданно для себя она ответила на него с пылом, настолько поразившим ее, что Флоренс в замешательстве отшатнулась.
— Простите…
Несмотря на то что ей не хватало дыхания, она инстинктивно прикрыла рот тыльной стороной ладони, как бы пытаясь сохранить на губах жар его поцелуя, и неуверенно взглянула на Руперта. Но, увидев, что он пристально наблюдает за ней, неловко уронила руку и, смутившись, отошла подальше.
— Этого… этого не должно было случиться, — с трудом выдавила она из себя, с некоторым беспокойством ожидая его реакции.
Губы Руперта медленно растянулись в улыбке.
— Я другого мнения.
— Это было неправильно… было ошибкой, — продолжала настаивать Флоренс, однако голос ее звучал весьма неуверенно.
Он опять улыбнулся, глядя на нее с нежностью.
— Ну, если вы так считаете…
— Но сюда могут войти Остин и Энтони. — Она порывисто отвернулась от него.
Вот это уже был весомый аргумент. Испытывая разочарование, но чувствуя справедливость ее замечания, он вышел из кухни. И понял, что из всех возможных путей на свете для него сейчас есть только один — в ванную, под холодный душ.
8
Напрасные старания!
Воспоминание о чувственном блеске ее глаз упорно не желало покидать его. Черт побери, ведь даже понимание того, что они не одни в доме, не помогло ему сдержаться!
Следовало признать, что он влип основательно.
Негромко выругавшись, Руперт вновь встал под леденящие струйки воды. Бывали дни, когда ему приходилось проклинать свою совестливую натуру, и сегодняшний был не исключением.
Он желал Флоренс, и никакое количество холодной воды не могло погасить этого желания. После того как он обнял ее, почувствовал вкус ее губ, ему захотелось много большего… Именно мысль об этом и заставила Руперта открутить кран на полную мощность.
Вытершись и быстро одевшись, он спустился вниз, чтобы присоединиться к Флоренс и Остину с Энтони в небольшом внутреннем дворике. Проходя через не отделанные еще комнаты, он не прикидывал, как раньше, сколько пройдет времени, прежде чем ему удастся привести их в божеский вид. Содрав старые обои, Руперт сам заново штукатурил стены, менял столярку, красил, циклевал, белил. Словом, в течение последних трех лет превращал дом в прибрежную виллу и рассчитывал года через два довести его до совершенства.
Сквозь раздвижные стеклянные двери он вышел во дворик. Все трое сидели в белых пластиковых креслах и явно никуда не торопились. Что, впрочем, совсем неплохо, подумал Руперт, усаживаясь рядом с Флоренс. Лучше нам не оставаться с ней наедине.
— Ты сегодня работаешь? — спросил он Остина.
— Заступаю после обеда, — ответил тот. — Не всем же удается бездельничать все выходные, как вам двоим!
Энтони, прищурившись, посмотрел на Руперта и медленно произнес:
— Знаешь, Остин, мне почему-то кажется, что он хочет от нас избавиться.
Неужели это настолько заметно? Очевидно, да, если судить по язвительной ухмылке напарника.
Краем глаза Руперт заметил, что щеки Флоренс окрасил румянец. Черт возьми, намек не прошел для нее незамеченным! Она проницательна и полна противоречий, не имеющих ничего общего с ее загадочным прошлым. Тайна, которую он хотел… нет, должен был разгадать, заключалась в том, кто именно скрывается под именем Флоренс Парето. Женщина, стыдливо краснеющая от довольно невинного намека, или пленительная сирена, чуть было не поставившая его на колени и не заставившая умолять о привилегии поделиться с ним своими интимными секретами?
