В 1931 г. Горький почувствовал себя достаточно здоровым, чтобы снова приехать в Москву. Мура занялась продажей его коллекции нефритовых статуэток, чтобы увеличить доход в Европе, но ее расстроило, что она получила лишь половину той суммы, какую хотела бы получить за нее
[665]. На Рождество 1931 г. состоялась помолвка Киры. Ее женихом был Хью Клегг – врач и редактор «Британского медицинского журнала». Бракосочетание состоялось в русской православной церкви в Лондоне на следующий год
[666].
К 1932 г. Локарт совершил хороший рывок в написании своих воспоминаний, основанных на его дипломатической карьере и шпионской деятельности. Желая, чтобы книга вышла надлежащего качества, а также стремясь контролировать то, что он в ней написал, Мура проявила к ней большой интерес и обратила на нее свой опытный редакторский глаз. В марте во время угнетающе скучного пребывания в Каллиярве («этой маленькой хижине»), в ответ на какое-то замечание Локарта, что все пропало, она мимоходом упомянула в письме, что «Р» не умер, как сказал наш друг»
[667]. Еще один таинственный «Р». Это был явно другой «Р», не тот, который бесил Горького.
Почти наверняка Мура имела в виду Сиднея Рейли – агента SIS и бывшего сообщника Локарта в заговоре латышских стрелков. Рейли исчез во время выполнения своего задания в России в 1925 г. Предполагали, что он мертв – застрелен вскоре после перехода границы. Позднее выяснится, что Эрнст Бойс из SIS, который якобы был советским двойным агентом, намеренно отправил его в ловушку. Некоторые будут считать, что смерть Рейли была инсценирована, а агент украинского происхождения на самом деле перешел в лагерь противника
[668]. Если это было правдой и если Мура знала об этом, то она, вероятно, была глубоко вовлечена в шпионаж, как и утверждали ее обвинители.
Это была правдоподобная идея. Рейли всегда был решительно настроен против большевиков, но в конце 1918 г. Локарт, который только-только вернулся из России, получил от него письмо. На этот раз Рейли остановился в лондонской гостинице «Савой» накануне возвращения в Россию с Джорджем Хиллом. В своем письме, которое держалось в секрете еще долго после смерти Локарта, Рейли писал, что большевизм «непременно в процессе развития завоюет мир… и ничто – меньше всего все ожесточенные реакционные силы – не может остановить эту нарастающую волну». Он высказал свое мнение, что «столь осуждаемые и плохо понимаемые «Советы», которые являются внешним выражением большевизма в приложении к практическому управлению страной, это ближайший известный мне подход к настоящей демократии, основанной на истинной социальной справедливости». Более того, он полагал, что «им, возможно, суждено привести мир к высочайшему идеалу управления государством – интернационализму»
[669].
Рейли хорошо знал Локарта и, несомненно, был в курсе его симпатий к социализму, его недовольства английской интервенцией и, возможно, подозревал, что Локарт рассматривал возможность остаться в России ради Муры. Он вполне мог быть перебежчиком. Если Мура действительно сказала Локарту, что смерть Рейли была инсценировкой, то это было необычайным безрассудством или смелым доверием. Если и было что-то, чему Мура так и не научилась сопротивляться, то это побуждение дать людям понять, что она держит руку на пульсе того, что находится за пределами их знания.
В течение 1932 г. Муру и Уэллса все чаще видели вместе. Они проводили выходные в загородном особняке лорда Бивербрука (начальника Локарта) в Черкли-Корт, и Уэллс дал Муре ключ от своей квартиры на Бейкер-стрит. В апреле они вместе провели отпуск в Эскоте, остановившись в гостинице «Роял», которой управлял эксцентричный Джон Фотерджил, носивший зеленый костюм с медными пуговицами и башмаки с пряжками и державший на территории гостиницы трех слонов. Муре нравилось кормить их «еблоками», как она говорила, нарочно усиливая свой русский акцент.
Именно здесь Уэллс впервые заговорил с Мурой о браке. Неудивительно, что она была против этой идеи. Настаивала, чтобы у них все продолжалось как обычно, и была непреклонна в том, что не хочет ничего менять в их отношениях.
Уэллс был на грани разрыва с Одеттой Кеун, но, несмотря на разговоры о браке с Мурой, он все еще не положил конец этим отношениям. Его возмущало бурное поведение Одетты, но он, видимо, боялся сказать ей, что между ними все кончено. Когда годом ранее у Уэллса диагностировали диабет, Одетта приехала в Лондон, прошла короткие курсы медсестер и потребовала, чтобы ей разрешили ухаживать за ним, надеясь, что он женится на ней из благодарности. Уэллс сказал ей, что сам вполне способен позаботиться о себе и, безусловно, не желает ее вмешательства. Впервые увидев Муру в своей домашней обстановке, он понял, как мало у них общего и как его смущают ее экстравагантное поведение и нелепая одежда.
В конце 1932 г. Уэллс провел с ней зиму в Грассе последний раз. Становясь все более подозрительной, Одетта обнаружила письма от Муры. Она пригрозила самоубийством и сказала, что опубликует и продаст письма, которые Уэллс когда-то писал ей, и напишет книгу об их совместной жизни. Уэллс и Одетта расстались в марте 1933 г., а в 1934 г. она опубликовала книгу «Я открываю англичан», в которой фигурируют убийственные комментарии об отношении англичан к сексу. Уэллс воспринял это спокойно и сказал ей, что рад успеху ее книги. Одетта сказала ему, что очернила его имя на приеме с Ллойд Джорджем и Стэнли Болдуином. «Все они слушали о тебе и твоей Муре. Знаешь, я придумала для нее имя. Оно станет известным всему Лондону. Такое смешное имя. Весь Лондон будет смеяться над тобой. Я называю ее… баронессой Бедбаг (bedbug – постельный клоп по-англ.)»
[670]. Если бы Одетта только знала, что мужчины в английском правительстве слышали и худшие сплетни, чем о Муре Будберг.
Уэллс был настолько увлечен Мурой, что ему было все равно, что делает Одетта. Он знал о ее недостатках (тех, по крайней мере, которые смог и хотел увидеть) и все равно любил ее. В 1934 г. он записал свои размышления о Муре, пытаясь разобраться, что же так его зацепило.
Это неряшливая женщина с морщинами на беспокойном лбу и сломанным носом… с седыми прядями в волосах. Она немного склонна к полноте. Ест очень быстро, кладя в рот еду огромными порциями. Она пьет огромное количество водки и бренди без каких-либо явных последствий. И у нее четкий мягкий голос, немного глухой, возможно, от чрезмерного курения сигарет. Как правило, она ходит с раздутой старой черной сумкой, которая редко бывает должным образом застегнута. Она держит ее руками очень красивой формы, на которые никогда не надевает перчаток и которые часто неопрятны. И все же редко случалось, чтобы в комнате, в которой помимо нее находились и другие женщины, она не была не только в моих глазах, но и по мнению многих других людей самой привлекательной и интересной из присутствующих
[671].
