– То ж не табак, – дружно встали ведьмы, словно бы натолкнувшись грудью на непреодолимую стену. – Та що ж вы такое курите, аспиды?! Мы-то твоей мамке усё расскажем!
– Не отвечай, Вакула, они того не стоят. Кури.
– Та и в мыслях не было, тю на них. Сижу курю…
– И главное дело, издеваются ищо же, подлецы! – в сердцах взвыла старая ведьма, с тоской слушая крик петуха, продирающего своё птичье горло в просыпающейся Диканьке. – Поганьци и есть, одно слово…
Вся присутствующая здесь прекрасная половина пекла поддержала её разочарованным воем и клятвами страшной мести. Однако третьих петухов никто дожидаться не стал: попрыгав на мётлы да грабли, рванула хвостатая нечисть в разные стороны, с визгом и матерными выражениями.
– А можно спросить, паныч, откуда у вас ладан появился? – крепко затянулся кузнец.
– Из церкви.
– Отец Кондрат дав?
– Угу, только он ещё об этом не знает, – кротко признался Николя.
– Нешто спёрли? Ох то ж грех…
– Просто взял без спросу.
– А-а, ну тады и грех не беда, – уверенно хмыкнул Вакула, возвращая трубку другу, и, закинув руки за голову, вольготно растянулся в гробу.
Прозвучал в рассветной тишине третий крик петуха. Свежим дыханием повеяло с зелёных рощ и лугов. Вот уже и птичье пение взлетело над Божьим миром, и золотые лучи ласкового солнышка обняли пробуждающуюся землю. Благость и неземное счастье разлились повсюду, и светлая радость наполняла сердца героев наших. Враги рода человеческого вновь были посрамлены…
– А шо, панове-добродии, скажены бабы вже ушли? – раздался сзади знакомый голос чёрта в красной свитке. – Та вы, коль шо не так, не переживайте, я ж за вас потом… я бы им ужо…
Молодые люди встали, обернулись и, не сговариваясь, сунули дымящуюся козачью люльку в лошадиные зубы Байстрюка. Рогатый запорожец выпучил глаза, невольно затянулся, жутко закашлялся, пустил дым из ушей и в тот же миг исчез, рассыпавшись пеплом по ветру! Тока серой и завоняло…
– От, ну не любят черти ладан, шо тут зробишь?
– Держу пари, шо завтра утром он опять будет сидеть в шинке.
– По рукам, паныч!
И, взвалив себе на плечи каждый свой гроб, пошли они короткой дорогой через луг, мимо рощи, к маленькой кузнице на краю Диканьки. В то время как под набирающими мощь солнечными лучами тихо таяли в траве останки изуродованных големов, превращаясь в обычные погнутые гвозди.
В тот день старательный Николя внёс новую запись-размышление в свою первую рукопись.
«Отчего же нечистый дух так боится ладана церковного? Возможно ли объяснить сие исключительно научным путём, к примеру, посредством химического опыта? И способны ли человеческие знания раскрыть нам сей странный феномен?
Есть ли в самом составе ладана некие вещества, которые при соприкосновении с чёртовым обонянием вызывают у испытуемого объекта лютые спазмы вплоть до полного исчезновения? С другой стороны, а можем ли мы при трезвом взгляде ума считать нечистую силу физическим явлением, если она одновременно есть явление мистического и даже мифического плана? Но, однако же, если предположим мы, что весь вопрос непереносимости ладана не в химической составляющей, а исключительно в божеской благодати, спускаемой в церквях и храмах наших с молитвами на то, чем батюшки православные наши наполняют свои кадила? Оставим данный сонм вопросов до лучшего дня, когда бедная голова моя будет более светлой или же покуда какой научный ум подскажет мне правильное решение, одарив добрым советом. Вот только где же мне найти столь блестяще образованного учёного в нашей провинциальной глуши? Опять сплошные вопросы, да что ж такое…»
Весь день Николя провёл дома, стараясь как можно чаще попадаться на глаза любезнейшей Анне Матвеевне. Добрейшей души тётушка, уж было впавшая в искреннее огорчение от того, что любимому племяннику, быть может, скучно в их простом доме, вскоре была совершеннейше утешена его волчьим аппетитом за столом.
Сестрицы двоюродные наперебой заваливали молодого человека свежими сельскими сплетнями, и он много шутил, улыбался, читал им Шиллера на немецком и всячески вёл себя самым обаятельным образом. Если же в голосе его и сквозила некоторая смешливая нервозность, то настолько трудноуловимая, что вряд ли кто её и заметил.
Николя же, собственными глазами и на шкуре собственной убедившись в существовании мира потустороннего, с активностью вторгающегося в тихий быт милой нашей Малороссии, понимал, что жизнь его уже не будет прежней. Таинственные события, закипевшие вкруг маленькой Диканьки и втянувшие его в свой водоворот, с каждым разом становились серьёзнее и значительнее, а противостояли столь мощному напору нечисти всего два молодых человека…
Если же вы, дорогой читатель, постараетесь поставить себя на место нашего героя, то, возможно, вообще будете сучить ногами и требовать подать вам в нужный момент современное огнестрельное оружие или ещё чего покруче, какой-нибудь тяжёлый «гарбуз» массового поражения, да и шарахнуть им со всем праведным гневом хоть по тому же пеклу без разбору!
Вполне же по себе христианский поступок, не правда ли? Уж коли нечистая сила со всей дури ломится в наш с вами общий дом, так кто же сказал, что добрые люди не имеют права дать им сдачи салом по сусалам?! И могут, и должны, и, более того, прямо-таки обязаны!
Эти мысли не давали покоя молодому человеку. Он прекрасно понимал, что волей капризной судьбы или же неумолимого рока ввязался в очень опасную историю, более того, подписал на это своего единственного настоящего друга, а надежды на то, что нечисть беззаконная про них забудет, плюнет, простит, поцелует и помилует, не было ни на ломаный грош!
Как не было и не могло быть надежды на то, что, словив пару раз по зубам, хоть одна проклятущая ведьма запросит перемирия, дав клятву на крови впредь и рыла своего нечистого не совать на окраину Диканьки. Ох, боюсь, что всё будет прямо-таки наоборот…
– А вы слыхали, что к нам сам господин исправник едет? – поделилась за ужином одна из сестриц, первой открыв животрепещущую тему.
– Так что ж ему у нас делать? – удивилась тётушка, наливая новую чашку чая. – Рази в наших краях какое страшное злодейство объявилось? Уж не цыгане ли пакистанским табаком торговать начали или, того хуже, каторжане с Сахалина до Киева добежали?
– Не только до Киеву, а аж до самой Диканьки, где по хуторам и хатам попрятались, – сделала страшные глаза вторая сестрица.
– Да, вот только не каторжане, – важно хмыкнула первая. – Каторжане что, тьфу, кто их боится?! Говорят, будто бы нечистая сила пошаливать начала.
– Ох ты ж, прости и помилуй царица небесная, – мелко перекрестилась Анна Матвеевна, придерживая левой рукой блюдечко с вареньем. – Да что ж такое творится-то? Куда власти смотрят?! А как нечисть шалит, уже, поди, кому известно?
– Уж такие слухи ходят, маменька-а… – практически в один голос пропели сестрицы.
